Граф Брюль

— Как бы там ни было, я не уйду отсюда с отчаянием в сердце. Я вас знаю с детства и давно уже считаю себя вашим поклонником; то, что вы говорите мне относительно Мошинской, было только непродолжительным увлечением, которое давно уже прошло. Мое сердце свободно, и я надеюсь, что со временем исчезнет ваше отвращение ко мне и предубеждение.

— Я не могу чувствовать к вам отвращения, потому что я к вам совершенно равнодушна.

— И это что-нибудь да значит, — сказал Брюль.

— Действительно, это значит то, что вы можете поселить во мне отвращение к вам, если будете добиваться моей любви… Это весьма возможно.

Брюль встал, лицо его пылало.

— Никогда, вероятно, искатель руки не был принят хуже, — сказал он со вздохом. — Однако, я сумею подавить в себе это тяжелое впечатление.

— Не жалуйтесь на меня королеве, — прибавила Франя, — а также матери и другим. Если ничего не переменится, если вы заупрямитесь или государыня прикажет, ежели мне уже необходимо быть жертвою, я пойду с вами к алтарю; но вы знаете, что берете и чего можете от меня ожидать.

Говоря это, она встала; Брюль, придав лицу своему самое умиленное выражение, приблизился к ней, желая взять ее за руку, но она отняла ее и сказала:

— Прощайте.

Не отвечая ни слова, министр вышел из комнаты. Лицо его за минуту перед тем печальное, опять сделалось веселым и улыбающимся. Никто, видя его, не догадался бы, что он столько проглотил оскорбительных признаний. Можно было допустить одно из двух: или что действительно это было для него безразлично, или что он великолепно умел владеть собою. Быстрым шагом прошел он пустые комнаты и только на пороге последней встретился с матерью.

Графиня Коловрат, прежде чем заговорить, внимательно взглянула ему в лицо… но не могла ничего в нем прочесть. Она подумала даже, что дочь сумела скрыть свои чувства, и это ей доставило большое удовольствие.

— Были вы у Франи?

— Я возвращаюсь оттуда.

— Как же она приняла вас?

Брюль медлил с ответом.

— Так, как принимают насильно навязанного, которому желают дать почувствовать, что он должен вознаградить за это.

— Вот что! Ну, у вас достаточно времени… По многим причинам, я не желала бы спешить со свадьбой.

— Я, напротив, потому что лучше всего искать сердце тогда, когда человек уверен в руке, — сказал Брюль. — Супружество сближает, позволяет лучше узнать друг друга, и я не теряю надежды, что дочь ваша, узнав меня и мою привязанность…

По лицу графини пробежала легкая улыбка.

— На сегодня довольно, — сказала она. — Франя так хороша, что нельзя не обожать ее, но она горда и энергична, как княгиня, на которую она походит. Если бы наш старый король был жив, я бы его боялась, потому что даже на него она производила впечатление.

Брюль, поговорив еще немного, ушел, вежливо простившись. Когда он сел в свой портшез, который ожидал его у крыльца, и остался один, лицо его опять омрачилось.

— Любопытно было бы, однако, узнать, кого она любит? — подумал он. — У нее всегда было столько обожателей, и всех она так щедро награждала взглядами и словами, что, действительно, трудно угадать, кому она отдала свое сердце. Я и не хочу претендовать на ее сердце… Мне нужна красота Франи. Кто знает, королевич недолго останется верным своей супруге… а в таком случае…

Брюль не закончил, но только улыбнулся.

— Она может не любить меня, но общие интересы сделают нас добрыми друзьями… Итак, о Мошинской все уже знают; любви и кашля невозможно скрыть, а эта любовь старинная и когда-то не было надобности скрывать ее.

Углубившись в эти размышления, Брюль и не заметил, как носилки остановились в сенях его дома.

Многочисленная прислуга, камердинеры, лакеи, секретари, поверенные ожидали его здесь. Когда открылись носилки, лицо Брюля снова сияло улыбкой и приветливостью, которая привлекала к нему все сердца.

Он ласково поздоровался и вошел на лестницу… Наверху уже ждал его Геннике.

Этот верный слуга тоже казался здоровым и веселым. Из морщинок его лица выглядывала холодная ирония. Глобик, Штаммер и Лесс ожидали его в канцелярии, в которую Брюль вбежал, как втолкнутый неведомой силой. Все встали с почтением при входе его превосходительства, за которым медленно шел Геннике. Министр хотел уже приступить к поверхностному рассмотрению бумаг, когда его верный наперсник прошептал ему на ухо:

— Вас ждут.

При этом он указал рукой на дверь залы, в которой в сером сюртуке с черными пуговками ходил взад и вперед до неузнаваемости измененный падре Гуарини.

IX

Королевич мог спокойно отдыхать, так как в Польше за него бодрствовали многие друзья, а в Дрездене работали Сулковский и Брюль.

Одинаково властолюбивый, Сулковский был более уверен в своем положении, чем его соперник. Он отлично знал характер королевича, и, что еще более имело значения, его привычки Фридрих с самого раннего детства был всегда с ним. С ним oi пережил много перемен, с ним он возмужал. Сулковский знал своего государя, потому что на глазах у него выработалось то, кем он был теперь.

Брюль же больше угадывал.