Граф де Монте-Кристо (Части IV, V, VI)

И граф, высунувшись из окна, слегка прикрикивал на лошадей, а у них словно выросли крылья, они уже не мчались— они летели. Карета проносилась, как гром, по "королевской мостовой", и все оборачивались, провожая глазами этот сверкающий метеор. Али, слушая эти окрики, улыбался, обнажая свои белые зубы, сжимая своими сильными руками вожжи, и подзадоривал лошадей, пышные гривы которых развевались по ветру. Али, сын пустыни, был в своей стихии и, в белоснежном бурнусе, с черным лицом и сверкающими глазами, окруженный облаком пыли, казался духом самума или богом урагана.

— Вот наслаждение, которое я никогда не знал, — сказал Альбер, — наслаждение быстроты.

И последние тучи, омрачавшие его чело, исчезали, словно уносимые встречным ветром.

— Но где, черт возьми, вы достаете таких лошадей? — спросил Альбер. — Или вам их делают на заказ?

— Вот именно. Шесть лет тому назад я нашел в Венгрии замечательного жеребца, известного своей резвостью; я его купил уж не помню за сколько: платил Бертуччо. В тот же год было произведено тридцать два жеребенка. Мы с вами сделаем смотр всему потомству этого отца; они все как один вороные, без единого пятнышка, кроме звезды на лбу, потому что этому баловню конского завода выбирали кобыл, как паше выбирают наложниц.

— Восхитительно!.. Но скажите, граф, на что вам столько лошадей?

— Вы же видите, я на них езжу.

— Но ведь не все время вы ездите?

— Когда они мне больше не будут нужны, Бертуччо их продаст; он утверждает, что наживет на этом тысяч сорок.

— Но ведь в Европе даже короли не так богаты, чтобы их купить.

— В гаком случае он продаст их любому восточному владыке, который, чтобы купить их, опустошит свою казну и снова наполнит ее при помощи палочных ударов по пяткам своих подданных.

— Знаете, граф, что мне пришло в голову?

— Говорите.

— Мне думается, что после вас самый богатый человек в Европе — это господин Бертуччо.

— Вы ошибаетесь, виконт. Я уверен, если вывернуть карманы Бертуччо, не найдешь и десяти су.

— Неужели? — сказал Альбер. — Так ваш Бертуччо тоже чудо? Не заводите меня так далеко в мир чудес, дорогой граф, не то, предупреждаю, я перестану вам верить.

— У меня нет никаких чудес, Альбер: цифры и здравый смысл — вот и все. Вот вам задача: управляющий ворует, но почему он ворует?

— Такова его природа, мне кажется, — сказал Альбер, — он ворует потому, что не может не воровать.

— Вы ошибаетесь: он ворует потому, что у него есть жена, дети, потому что он хочет упрочить положение свое и своей семьи, а главное, он не уверен в том, что никогда не расстанется со своим хозяином, и хочет обеспечить свое будущее. А Бертуччо один на свете; он распоряжается моим кошельком, не отчитываясь передо мною, и он уверен, что никогда не расстанется со мной.

— Почему?

— Потому что лучшего мне не найти.

— Вы вертитесь в заколдованном кругу, в кругу вероятностей.

— Нет, это уверенность. Для меня хороший слуга тот, чья жизнь и смерть в моих руках.

— А жизнь и смерть Бертуччо в ваших руках? — спросил Альбер.

— Да, — холодно ответил Монте-Кристо.

Есть слова, которые замыкают беседу, как железная дверь. Именно так прозвучало "да" графа.

Дальнейший путь совершался с такой же скоростью; тридцать две лошади, распределенные на восемь подстав, пробежали сорок восемь льё за восемь часов.

В середине ночи подъехали к прекрасному парку. Привратник стоял у распахнутых ворот. Он был предупрежден конюхом последней подставы.

Был уже третий час. Альбера провели в его комнаты.

Его ждала ванна и ужин. Лакей, который ехал на запятках кареты, был к его услугам; Батистен, ехавший на козлах, был к услугам графа.

Альбер принял ванну, поужинал и лег спать. Всю ночь его баюкал меланхоличный шум прибоя. Встав с постели, он распахнул стеклянную дверь и очутился на маленькой террасе; впереди открывался вид на море, то есть на бесконечность, а сзади — на прелестный парк, примыкающий к роще.

В небольшой бухте покачивался на волнах маленький корвет с узким килем и стройным рангоутом; на гафеле развевался флаг с гербом Монте-Кристо: золотая гора на лазоревом море, увенчанная червленым крестом; это могло быть иносказанием имени Монте-Кристо, напоминающего о Голгофе, которую страсти Спасителя сделали горой более драгоценной, чем золото, и о позорном кресте, освященном его божественной кровью, но могло быть и намеком на страдания и возрождение, сокрытые в неведомом прошлом этого загадочного человека.

Вокруг корвета покачивались несколько шхун, принадлежавших рыбакам соседних деревень и казавшихся смиренными подданными, ожидающими повелений своего короля.

Здесь, как и повсюду, где хоть на два дня останавливался Монте-Кристо, жизнь была налажена с величайшим комфортом, так что она с первой же секунды становилась легкой и приятной.

Альбер нашел в своей прихожей два ружья и все необходимые охотничьи принадлежности. Одна из комнат на первом этаже была отведена под хитроумные снаряды, которые англичане — великие рыболовы, ибо они терпеливы и праздны, — все еще не могут ввести в обиход старозаветных французских удильщиков.