Ее бинокль был так настойчиво направлен на Франца, что тот почувствовал, что было бы жестоко не удовлетворить тотчас же ее любопытство, поэтому, воспользовавшись привилегией итальянских театралов, которым разрешается превращать зрительный зал в собственную гостиную, приятели вышли из ложи и отправились засвидетельствовать свое почтение графине.
Не успели они войти, как графиня указала Францу на почетное место рядом с собою.
Альбер сел сзади.
— Итак, — сказала она Францу, едва дав ему время сесть, — вы, по-видимому, не теряя времени, поспешили познакомиться с новоявленным лордом Рутвеном и даже подружились с ним?
— Не так коротко, как вы предполагаете, графиня, — отвечал Франц, но не смею отрицать, что мы сегодня весь день пользовались его любезностью.
— Весь день?
— Да, именно весь день; утром мы у него завтракали, днем катались по Корсо в его экипаже, а теперь, вечером, сидим в его ложе.
— Так вы с ним знакомы?
— И да и нет.
— Как так?
— Это длинная история.
— Вы мне ее расскажете?
— Она напугает вас.
— Вот и хорошо.
— Подождите, по крайней мере, до развязки.
— Хорошо, я люблю законченные рассказы. Но все-таки расскажите, как вы встретились? Кто вас познакомил?
— Никто. Он сам познакомился с нами.
— Когда?
— Вчера вечером, после того как мы расстались.
— Каким образом?
— Через весьма прозаическое посредство хозяина нашей гостиницы.
— Так он тоже живет в гостинице «Лондон»?
— Да, и даже на одной площадке с нами.
— Как его зовут? Вы должны знать его имя.
— Разумеется. Граф Монте-Кристо.
— Что это такое? Это не родовое имя.
— Нет, это имя острова, который он купил.
— И он граф?
— Тосканский граф.
— Ну что ж, проглотим и этого, — сказала графиня, принадлежавшая к одной из древнейших венецианских фамилий. — Что он за человек?
— Спросите у виконта де Морсер.
— Слышите, виконт, — сказала графиня, — меня отсылают к вам.
— Мы были бы чересчур придирчивы, графиня, если бы не считали его очаровательным, — отвечал Альбер. — Человек, с которым мы были бы дружны десять лет, не сделал бы для нас того, что он сделал. И притом с такой любезностью, чуткостью и вниманием! Не приходится сомневаться, что это вполне светский человек.
— Вот увидите, — сказала графиня, смеясь, — что мой вампир какой-нибудь парвеню, который хочет, чтобы ему простили его миллионы, и поэтому старается казаться Ларой, чтобы его не спутали с господином Ротшильдом.
А ее вы видели?
— Кого ее? — спросил Франц улыбнувшись.
— Вчерашнюю красавицу гречанку?
— Нет. Мы как будто слышали звуки ее лютни. но она осталась незримой.
— Не напускайте таинственности, дорогой Франц, — сказал Альбер. Кто, по-вашему, был в голубом домино у окна, затянутого белой камкой.
— А где было это окно? — спросила графиня.
— В палаццо Росполи.
— Так у графа было окно в палаццо Росполи?
— Да. Вы были на Корсо?
— Конечно, была.
— Так вы, может быть, заметили два окна, затянутые желтой камкой, и одно, затянутое белой с красным крестом? Эти три окна принадлежат графу.
— Так это настоящий набоб! Вы знаете, сколько стоят три таких окна во время карнавала, да еще в палаццо Росполи, в лучшем месте Корсо?
— Двести или триста римских скудо.
— Скажите лучше — две или три тысячи.
— Ах, черт возьми!
— Это его остров приносит ему такие доходы?
— Его остров? Он не приносит ему ни гроша.
— Так зачем же он его купил?
— Из прихоти.
— Так он оригинал?
— Должен сознаться, — сказал Альбер, — что он мне показался несколько эксцентричным. Если бы он жил в Париже и появлялся в свете, то я сказал бы, что он либо шут, ломающий комедию, либо прощелыга, которого погубила литература», он сегодня произносил монологи, достойные Дидье или Антони[33]
.В ложу вошел новый гость, и Франц согласно этикету уступил ему свое место. Разговор, естественно, принял другое направление.
Час спустя друзья вернулись в гостиницу. Маэстро Пастрини уже позаботился об их костюмах и уверял, что они будут довольны его распорядительностью.
В самом деле, на следующий день, в десять часов утра, он вошел в комнату Франца в сопровождении портного, нагруженного костюмами римских поселяй. Друзья выбрали себе два одинаковых, более или менее по росту, и велели нашить на каждую из шляп метров по двадцать лент, а также достать им два шелковых шарфа с поперечными пестрыми полосами, которыми крестьяне подпоясываются в праздничные дни.
Альберу не терпелось посмотреть, идет ли ему его новый костюм; он состоял из куртки и штанов голубого бархата, чулок со стрелками, башмаков с пряжками и шелкового жилета. Наружность Альбера могла только выиграть в этом живописном костюме, и, когда он стянул поясом свою стройную талию и заломил набекрень шляпу, на которой развевались ленты, Францу пришло на ум, что физическое превосходство, которое мы приписываем некоторым народам, нередко зависит от костюма. Например, турки, некогда столь живописные в своих длинных халатах ярких цветов, разве не отвратительны теперь в синих, наглухо застегнутых сюртуках и греческих фесках, делающих их похожими на винные бутылки, запечатанные красным сургучом?