— Я живу у нее, когда нахожусь в отпуску, — продолжал Максимилиан, и готов служить вам, граф, вместе с моим зятем, если вам что-либо понадобится.
— Одну минуту! — прервал Альбер, раньше чем Монте-Кристо успел ответить. — Подумайте, что вы делаете, Моррель. Вы хотите заточить путешественника, Синдбада-Морехода в семейную обстановку. Человека, который приехал смотреть Париж, вы хотите превратить в патриарха.
— Вовсе нет, — улыбнулся Моррель, — моей сестре двадцать пять лет, зятю — тридцать, они молоды, веселы и счастливы. К тому же граф будет жить отдельно и встречаться с ними, только когда сам пожелает.
— Благодарю вас, благодарю, — сказал Монте-Кристо, — я буду рад познакомиться с вашей сестрой и зятем, если вам угодно оказать мне эту честь, по я не приму ни одного из всех ваших предложении просто потому, что помещение для меня уже готово.
— Как! — воскликнул Морсер. — Неужели вы будете жить в гостинице? Вам будет слишком неуютно!
— Разве я так плохо жил в Риме? — спросил Монте-Кристо.
— Еще бы, в Риме вы истратили на обстановку ваших комнат пятьдесят тысяч пиастров; но не намерены же вы каждый раз идти на такие расходы.
— Меня не это остановило, — отвечал Монте-Кристо, — но я хочу иметь в Париже дом, свои собственный. Я послал вперед своего камердинера, и он, наверное, уже купил дом и велел обставить.
— Так, значит, у вас есть камердинер, который знает Париж? — воскликнул Бошан.
— Он, как и я, в первый раз во Франции; он чернокожий и к тому же немой, — отвечал Монте-Кристо.
— Так это Али? — воскликнул Альбер среди всеобщего удивления.
— Вот именно, Али, мой немой нубиец, которого вы, кажется, видели в Риме.
— Ну, конечно, — отвечал Морсер, — я прекрасно его помню. Но как же вы поручили нубийцу купить дом в Париже и немому — его обставить? Несчастный, наверное, все напутал.
— Напрасно вы так думаете; напротив, я уверен, что он все устроил по моему вкусу; а у меня, как вам известно, вкус довольно необычный. Он уже с неделю как приехал; должно быть, он обегал весь город, проявляя чутье хорошей собаки, которая охотится одна; он знает мои прихоти, мои вкусы, мои потребности; он, наверное, все уже устроил, как надо. Он знал, что я приеду сегодня в десять часов утра, и ждал меня с девяти у заставы Фонтенбло. Он передал мне эту бумажку; это мой новый адрес; вот, прочтите.
И Монте-Кристо передал Альберу листок.
— «Елисейские Поля, номер тридцать», — прочел Морсер.
— Вот это оригинально! — вырвалось у Бошана.
— И чисто по-княжески! — прибавил Шато-Рено.
— Как, вы еще не знаете вашего дома? — спросил Дебрэ.
— Нет, — ответил Монте-Кристо, — я уже говорил, что не хотел опаздывать к назначенному часу. Я оделся в карете и вышел из нее у дверей виконта.
Молодые люди переглянулись: они не могли понять, не разыгрывает ли Монте-Кристо комедию, но все слова этого человека, несмотря на их необычайность, дышали такой простотой, что нельзя было предполагать в них лжи, да и зачем ему было лгать?
— Стало быть, — сказал Бошан, — придется нам довольствоваться теми маленькими услугами, которые мы можем оказать графу. Я как журналист открою ему доступ во все театры Парижа.
— Благодарю вас, — сказал, улыбаясь, Монте-Кристо, — я уже велел моему управляющему абонировать в каждом театре по ложе.
— А ваш управляющий тоже нубиец и немой? — спросил Дебрэ.
— Нет, он просто ваш соотечественник, если только корсиканец может считаться чьим-либо соотечественником; вы его знаете, господин де Морсер.
— Наверно, это достойный синьор Бертуччо, который так мастерски нанимает окна?
— Вот именно; и вы видели его, когда оказали мне честь позавтракать у меня. Это славный малый, который был и солдатом и контрабандистом — словом, всем понемногу. Я даже не поручусь, что у него не было когда-нибудь неладов с полицией из-за какого-нибудь пустяка, вроде удара ножом.
— И этого честного гражданина мира вы взяли к себе в управляющие, граф? — спросил Дебрэ. — Сколько он крадет у вас в год?
— Право же, не больше всякого другого, я в этом уверен; но он мне подходит, не признает невозможного, и я держу его.
— Таким образом, — сказал Шато-Рено, — у вас налажено все хозяйство: у вас есть дом на Елисейских Полях, прислуга, управляющий, и вам недостает только любовницы.
Альбер улыбнулся: он вспомнил о прекрасной не то албанке, не то гречанке, которую видел в ложе графа в театре Балле и в театре Арджентина.
— У меня есть нечто получше: у меня есть невольница, — сказал Монте-Кристо. — Вы нанимаете ваших любовниц в Опере, в Водевиле, в Варьете, а я купил свою в Константинополе; мне это обошлось дороже, но зато мне больше не о чем беспокоиться.
— Но вы забываете, — заметил, смеясь, Дебрэ, — что мы вольные франки и что ваша невольница, ступив на французскую землю, стала свободна?
— А кто ей это скажет? — спросил Монте-Кристо.
— Да первый встречный.
— Она говорит только по-новогречески.
— Ну, тогда другое дело!
— Но мы, надеюсь, увидим ее? — сказал Бошан. — Или вы, помимо немого, держите и евнухов?