Граф Никита Панин. Из истории русской дипломатии XVIII века.

Панин принадлежал к числу тех просвещенных русских деятелей, которые считали себя духовными наследниками Петра Великого и продолжателями начатого им дела. В этом он не был одинок. Спустя четверть века после смерти Петра I его царствование успело приобрести романтический ореол, а сам император превратился едва ли не в образцового государя. Впоследствии Екатерина, уловив это общественное настроение, будет его старательно эксплуатировать. Она заведет себе табакерку с портретом Петра, из Франции выпишет Фальконе для создания знаменитого "Медного всадника", а окружающим будет говорить, что, прежде чем принять какое-нибудь решение, она спрашивает себя, как бы на ее месте поступил великий Петр.

Правда, уже в царствование Екатерины II сквозь мощный хор официального славословия будут пробиваться критические нотки. Историк И.Н. Болтин усомнится, прав ли был царь, когда уничтожал старинные русские обычаи и традиции и насаждал вместо них чужеземные - онемеченные русские становились иностранцами в своем отечестве. А. Н. Радищев откажет Петру в величии, ибо истинно великим, по его мнению, можно назвать лишь того государя, который даровал своему народу свободу. Еще более критически к Петру отнесется другой историк - М.М. Щербатов, Но Панин был далек от таких мыслей. По его твердому убеждению, история России начиналась с петровских преобразований, а все, что было прежде, - это века непроглядной тьмы и дикого варварства.

На Европу он тоже старался смотреть глазами Петра. Европа - это живительный источник, откуда русские, если они действительно хотят стать цивилизованным народом, должны прилежно черпать знания - технические, политические, этические, философские. Впечатления от стран, где Панин побывал, - Германии, Дании, Швеции - лишь укрепили его в этом мнении. Порядок, чистота, благоустроенность в домах и на улицах, бурно развивающиеся промышленность, ремесла и торговля, расцвет наук и искусств. Конечно, контраст теперь был не так велик, как во времена преобразователя. Петербург считался одной из красивейших европейских столиц, а императорский двор славился своим блеском и великолепием. Отпрыски знатных аристократических фамилий из Англии или Франции, совершая свои образовательные путешествия, непременно желали посетить и Северную Пальмиру. И все же в Европе еще многому можно было поучиться, и Панин не преминул воспользоваться этой возможностью.

Жители Стокгольма нередко могли наблюдать, как посланник Российской империи ходит по мастерским и мануфактурам, подолгу беседует с токарями, кузнецами, ткачами. Панин и сам выучился многим ремеслам, считая, что и такое "не весьма важное любопытство свою пользу и еще немалую пользу приносит". Он присматривался ко всему и интересовался всем - от медицины до истории театра. Панин, например, бывал частым гостем шведского физика Либеркина и восхищался тем, как тот может "тончайшие эксперименты производить искусно". Вообще в Швеции было на что посмотреть. В 1739 году в Стокгольме была основана Академия наук, первым президентом которой стал знаменитый Карл Линней. Его современник, астроном и физик Андерс Цельсий, разработал температурную шкалу, принятую позднее большинством стран мира. Здесь же творил выдающийся ученый и философ Эмануэль Сведенборг. Из Швеции Панин вернулся человеком, обладавшим обширными познаниями и с вполне сформировавшимся мировоззрением, что не могло не располагать к нему Екатерину.

Они часто беседовали за картами или за обеденным столом, обсуждали труды Тацита, Вольтера и Монтескье, к которым оба были неравнодушны. Говорили о текущих событиях и о делах минувших и, конечно же, о том, что волновало всех, - о неотвратимости перемен в России.

В последние годы царствования Елизаветы Петровны Российская империя была похожа на военный корабль, на котором в разгар боя смертельно ранен капитан, а команда выходит из повиновения. Тяжелобольная императрица совершенно отошла от дел, государственная власть оказалась в руках фаворитов и просто случайных людей. Вожди придворных партий ожесточенно бились между собой, считая своим долгом утопить любое, даже самое разумное начинание противника. Механизм государственного управления постоянно давал сбои. Местные власти годами забывали собирать подати, а собственные карманы набивали за счет лихоимства и хищений. На "реприманды" правительствующего Сената давно перестали обращать внимание. Фактически страной правила непомерно разросшаяся и всесильная бюрократия, погрязшая в коррупции и уверенная в своей безнаказанности.

В 1757 году канцлер Бестужев-Рюмин из ведомых ему одному соображений втянул Россию в Семилетнюю войну. Русские солдаты дрались храбро и крепко били пруссаков, но их жертвы оказывались напрасными. Елизавета Петровна в любой момент могла отдать богу душу, а наследник престола великий князь Петр Федорович слыл фанатичным пруссофилом. Поэтому главнокомандующие русской армией старались по возможности не обижать прусского короля.