Граф Орлов (СИ)

- Тихо, волчья сыть! - цыкнул на них Ерофеич. - Ваше время ещё не пришло... Ну, мужики, с Богом! Поднимайте бурого... Я впереди встану с рогатиной, а барчуки за мной в ряд.

Мужики подошли к дереву и давай под корни кольями тыкать. Мы изготовились, но вначале ничего не было: зверь не выходит, и всё тут! С четверть часа, наверное, это продолжалось, а потом вдруг как выскочит медведь, но не из-под корней, откуда мы его ждали, а со стороны.

- С запасного хода пошёл! - крикнул Ерофеич. - Теперь держись! Собак спускайте, собак!

Собаки на медведя набросились; он до толстой ели добежал, сел к ней спиной и отбивается. Удары страшные наносит: одна, вторая, третья собака с визгом отлетели, а он ощерился и ревёт - здоровенный медвежина, аж страсть!

Ерофеич, однако, не растерялся: подскочил к нему и вонзил-таки рогатину в грудь. Медведь ещё громче взревел, махнул лапой, ударил по рогатине, - и Ерофеич на ногах не удержался, упал. Тут зверюга на него кинулся, ломать начал, но Григорий вовремя подоспел: воткнул рогатину прямо медведю в печень и держит. Но зверь и здесь не сдался: не знаю, как он вывернулся, однако в одно мгновение оказался прямо перед нами. В кровище весь, но прёт на нас, разъярённый, отомстить хочет за свою погибель.

Фёдор как завопит и острым колом в морду ему вдарил; медведь повернулся и на мгновенье снова грудь под удар открыл - вот тут-то мой черёд и настал: нож мой вошёл точно в медвежье сердце! Издал зверюга предсмертный рык и упал, но всё-таки достал меня когтями напоследок. Вот она зарубка медвежья, - граф закатал рукав и показал шрам, - на всю жизнь осталась... А шкуру его мы домой принесли и на стену повесили: она всё место от пола до потолка заняла. Матушка заахала: "Знала бы, что вы на такое чудовище пошли, никогда бы не отпустила!".

Ерофеич после той охоты нас зауважал, а ко мне в особенности проникся. Когда я в Петербург на службу поехал, Ерофеича матушка со мной отправила: был он мне и дядька и слуга верный, а после спас от смерти в Чесменском бою, свою жизнь за мою отдав, - впрочем, это я далеко вперёд забежал - если уж рассказывать, то всё по порядку.

Соперник в Петербурге

- Покажи медвежью зарубку ещё раз, - сказала Ляля, подсевшая к нашему костру и внимательно слушавшая рассказ графа.

- Смотри, - он опять закатал рукав. - Зачем тебе?

- А вот зачем, - поцеловала шрам Ляля.

- Голубка ты моя! - обнял её граф . - Как бы мне годков двадцать скинуть, увёз бы я тебя куда-нибудь на край земли - ей-богу, увёз бы!

- Сейчас увези! - возразила Ляля. - Какой ты старый, ты моложе молодых, - она покосилась на Григория Владимировича.

Тот закашлялся:

- Однако, холодает... Не зайти ли нам в дом?

- Иди, мне не холодно, - отказался граф. - Эй, кто там у стола?.. Водки мне большую рюмку и закусить!.. Выпьешь со мной, господин философ? - спросил он меня.

- Не откажусь, - согласился я.

- И я выпью. Дайте и мне водки, - внезапно попросил Григорий Владимирович.

- Это по-нашему! - обрадовался граф. - Узнаю орловскую породу.

- И мне дайте, - как не выпить с таким барином? - проговорила Ляля, опустив голову на плечо Алексея Григорьевича.

- ...А теперь песню - удалую цыганскую песню! - сказал граф, когда мы выпили и закусили. - А ты спляши, Ляля, потешь моё сердце!

- Потешу я твоё сердце, Алексей свет Григорьевич! - Ляля встала у костра и крикнула что-то цыганам на их языке. - Смотри же, как Ляля для тебя плясать будет!

Цыгане заиграли и запели, вначале медленно и тихо, потом всё быстрее и громче, - и так же медленно, а потом всё быстрее плясала Ляля. В её танце не было правильности, не было определённых фигур и движений, но сам он был одно движение. Искры от костра взлетали к небу, огонь то разгорался, то затухал, и всё это - музыка, песня, танец и огонь костра - сливалось в какую-то невообразимую и необыкновенно притягательную пляску, на которую хотелось смотреть ещё и ещё, так что когда резко оборвался последний звук гитары, я невольно вздохнул.

Граф был в восторге:

- Ах, ты, голубка черноокая!.. Возьми от меня этот перстенёк за дивное умение твоё, - он снял перстень с бриллиантом со своего мизинца.

- Нет, Алексей Григорьевич, не возьму, - не обижайся, барин милый, но не ради такой награды я плясала, - отказалась Ляля. - Ласковое слово твоё дороже стоит.

- От графа Орлова не берёшь? - сказал Григорий Владимирович, усмехаясь.

- Многие от графа Орлова подарки получали, а я не взяла - разве это не большего стоит? - тряхнула прядями чёрных волос Ляля.

- Ай да Ляля, - тоже ведь философ, а? - граф посмотрел на меня.

- Ещё какой, ваше сиятельство, - согласился я.

- Хочешь послушать далее про жизнь мою? - спросил граф, обнимая цыганку и сажая её возле себя. - Не скучно тебе?

- Мне про тебя всё интересно, - возразила Ляля. - Где ты, там скуки нет.