Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

Что же касается тех, кто только что ворвался во двор со старыми пистолетами, старыми ружьями и новыми пиками, — то есть оснащенными даже хуже, чем если бы они вовсе не имели никакого оружия, — то это были те странные предшественники революции, каких мы видим во главе всех крупных волнений; они со смехом торопятся разверзнуть бездну, в которой должен исчезнуть трон, а иногда и более чем трон — монархия!

Канониры перешли на сторону восставших. Национальные гвардейцы готовились последовать их примеру; оставалось переманить швейцарцев.

Восставшие и не заметили, что истекло время, отведенное их командиром Питу г-ну Рёдереру, и что было уже четверть одиннадцатого.

Им было весело; так зачем же им было считать минуты?

У одного из них не было ни пики, ни ружья, ни сабли; был у него лишь шест для того, чтобы наклонять ветки, то есть жердь с крюком на конце.

Он обратился к своему соседу:

— А что если я выужу какого-нибудь швейцарца?

— Уди! — одобрил сосед.

И наш "рыболов" подцепил одного из швейцарцев за ремень и потянул на себя.

Швейцарец упирался ровно столько, чтобы казалось, будто он упирается.

— Клюет! — сообщил "рыболов".

— Ну так тяни потихоньку! — посоветовал сосед.

Человек с шестом потихоньку потянул, и швейцарец перелетел из вестибюля во двор, как перелетает рыбка из реки на берег.

Это вызвало большое оживление и громкий смех.

— Еще! Давай еще! — понеслось со всех сторон.

"Рыболов" высмотрел другого швейцарца и подцепил его точно так же, как первого.

После второго он перенес во двор третьего, потом четвертого, потом пятого.

Так он перетаскал бы весь полк, если бы вдруг не раздалась команда: "Целься!"

Видя, что опускаются ружья, слаженно, с механической точностью — так всегда действуют солдаты регулярных войск, — один из наступавших (а в подобных обстоятельствах, как правило, находится безумец, подающий сигнал к резне) выстрелил из пистолета в ближайшее к нему окно дворца.

В то короткое мгновение, что разделяло команды "Целься!" и "Огонь!", Питу понял, что сейчас произойдет.

— Ложись! — крикнул он своим людям. — Или вам конец!

И, подкрепляя команду примером, бросился ничком на землю.

Однако прежде чем его совету успели последовать наступавшие, команда "Огонь!" раздалась под сводами вестибюля, наполнившегося грохотом и дымом, изрыгнув, подобно огромному мушкетону, град пуль.

Плотная людская масса — может быть, половина колонны повстанцев успела протолкаться во двор — всколыхнулась, словно трава под порывом ветра, и, будто срезанная серпом, покачнувшись, упала.

В живых осталось не более трети!

Уцелевшие бросились бежать и оказались под обстрелом двух линий обороны, а также засевших в казармах; те и другие расстреливали бегущих в упор.

Оборонявшиеся могли бы перестрелять друг друга, если бы их не разделяла столь плотная людская завеса.

Завеса эта разорвалась на большие полотнища; четыреста человек остались лежать на мостовой, из которых триста были убиты наповал.

Сотня других, раненных более или менее тяжело, со стонами пыталась приподняться, вновь падала, из-за чего отдельные участки этого поля мертвых двигались подобно угасающим волнам: это было страшное зрелище!

Потом мало-помалу это волнение утихло, за исключением отдельных упрямцев, не желавших расставаться с жизнью, и все застыло в неподвижности.

Уцелевшие бросились на площадь Карусель; оттуда одни побежали по набережной, другие — по улице Сент-Оноре, и все кричали: "Убивают! Нас убивают!"

Недалеко от Нового моста появились основные силы восставших.

Во главе войска два человека ехали верхом, а за ними следовал третий, и, хотя он шел пешком, казалось, он тоже руководил действиями повстанцев.

— Ах, господин Сантер! — закричали беглецы, узнав по огромному росту в одном из всадников пивовара из Сент-Антуанского предместья, кому большущий конь фламандской породы будто служил пьедесталом.

— Сюда, господин Сантер! На помощь! Наших братьев убивают!

— Кто? — спросил Сантер.

— Швейцарцы! Они в нас стреляли, а мы-то чуть не целовались с ними!

Сантер обернулся к другому всаднику.

— Что вы на это скажете, сударь? — спросил он.

— Черт побери! — воскликнул второй всадник с заметным немецким акцентом; это был невысокий господин с коротко подстриженными светлыми волосами. — Кажется, есть у военных такая поговорка: "Солдат должен быть там, где стрельба и канонада". Поспешим же и мы туда, где стреляют.

— С вами был молодой офицер, — обратился к бегущим третий человек, шагавший пешком вслед за всадниками. — Что-то я его не вижу.

— Он упал первым, гражданин представитель, и это большое несчастье, ведь до чего храбрый был молодой человек!

— Да, это был храбрый молодой человек! — немного побледнев, подтвердил тот, кого называли представителем. — Да, это был храбрый молодой человек. И отомстить за него мы должны жестоко! Вперед, господин Сантер!

— Я думаю, дорогой Бийо, — ответил Сантер, — что в таком важном деле необходимо призвать на помощь не только мужество, но и опыт.

— Согласен.