Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

"Отныне печатные станки роялистских клеветников конфискуются и передаются издателям-патриотам".

Утром того дня, когда этот декрет должен быть принят, Марат уже приводит его в исполнение: он идет в королевскую типографию и приказывает перенести станок к нему на дом вместе с подходящими шрифтами. Разве не он первый издатель-патриот?

Собрание было напугано кровавыми событиями 10 августа; оно было бессильно им помешать: убийства совершались во дворе, в коридорах, у дверей самого Собрания.

Дантон сказал:

— Где начинается правосудие, там должна кончаться народная месть. Я берусь защитить находящихся в Собрании; я пойду во главе их; я отвечаю за их безопасность.

Дантон сказал это до того, как Марат появился в Коммуне. С той минуты как Марат там появился, Дантон ни за что более отвечать не мог.

Перед змеей лев схитрил: он попытался стать лисицей.

Лакруа, бывший офицер, депутат атлетического телосложения, одна из сотни рук Дантона, поднялся на трибуну и потребовал, чтобы командующий национальной гвардией — то есть Сантер, в ком сами роялисты готовы были признать человека внешне грубоватого, но сердечного, — назначил военный трибунал, который безотлагательно судил бы швейцарцев, офицеров и солдат.

Вот в чем заключалась идея Лакруа, вернее, Дантона.

Военный трибунал должен был состоять из людей воевавших; а бывшие солдаты — люди мужественные, следовательно, они способны ценить и уважать мужество других.

Да и одно то, что они оказались победителями, должно было не позволить им осудить побежденных.

Разве мы не видели, как эти самые победители, опьяненные кровью, разгоряченные резней, щадили и защищали женщин, провожая их из дворца?

Итак, если бы членами военного трибунала были назначены бретонские или марсельские федераты, то есть победители, пленники были бы спасены; доказательством того, что это была великодушная мера, служит то обстоятельство, что Коммуна ее отвергла.

Марат отдавал предпочтение бойне: это был скорейший и вернейший способ разделаться со всеми.

Он требовал голов, побольше голов, как можно больше голов!

Запрашиваемое им количество жертв не уменьшалось, а неуклонно возрастало; вначале это были пятьдесят тысяч голов, потом сто тысяч, потом двести тысяч; в конце концов он потребовал двести семьдесят три тысячи.

Откуда взялось это странное число, что это за нелепый счет?

На этот вопрос он и сам не смог бы ответить.

Он требует бойни, вот и все; бойня и начинается.

Отныне Дантон в Коммуну — ни ногой: министерство, как он говорит, отнимает у него все время.

Что делает Коммуна?

Она отправляет депутации в Собрание.

Шестнадцатого три депутации сменяют на трибуне одна другую.

Семнадцатого появляется новая депутация.

— Народу, — заявляет она, — надоело ждать отмщения. Берегитесь, как бы он сам не стал вершить суд и расправу! Сегодня ночью, в полночь, прогремит набат. Для Тюильри необходимо учредить уголовный трибунал, по судье от каждой секции. Людовик Шестнадцатый и Мария Антуанетта хотели крови: пусть они полюбуются на кровь своих прихвостней!

Эта наглость, этот напор вызывают возмущение у двух депутатов: якобинца Шудьё и дантониста Тюрио.

— Те, кто пришел сюда требовать бойни, не могут считать себя друзьями народа, — заявляет Шудьё, — они лишь заигрывают с ним. Они хотят создать у нас инквизицию; но, пока я жив, этому не бывать!

— Вы хотите опозорить революцию! — восклицает Тюрио. — Революция вершится не только ради Франции, она имеет значение для всего человечества!

На смену петициям приходят угрозы.

Теперь в Собрание являются представители секций, они говорят:

— Если через два или три часа не будет назначен председатель трибунала и судьи не начнут работу, в Париже произойдут непоправимые бедствия.

При этой последней угрозе Собрание не могло не подчиниться: оно проголосовало за создание чрезвычайного трибунала.

Требование о создании трибунала было выдвинуто 17-го.

Девятнадцатого трибунал был создан.

Двадцатого трибунал начал работу и осудил роялиста.

Вечером 21-го осужденный накануне роялист был казнен на площади Карусель при свете факелов.

Впечатление от этой первой казни было ужасное, настолько ужасное, что даже палач был потрясен.

В ту минуту как он поднял, чтобы показать толпе, голову первого казненного, которому предстояло открыть дорогу бесчисленным повозкам с трупами, палач вскрикнул, выронил голову, покатившуюся по мостовой, и сам рухнул навзничь.

Когда помощники стали поднимать его, они обнаружили, что он мертв.

VI

КРОВАВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Революция 1789 года, то есть революция Неккеров, Сиейесов и Байи, завершилась в 1790 году; революция Барнавов, Мирабо и Лафайетов окончилась в 1792 году; великая революция, кровавая революция, революция Дантонов, Маратов и Робеспьеров только начиналась.

Ставя рядом имена трех последних деятелей, мы вовсе не желаем их смешивать и давать им единую оценку; скорее наоборот: по нашему мнению, все они яркие фигуры, и каждый из них олицетворяет собой один из трех этапов этой революции.