Графиня де Шарни. Части 4, 5, 6

Вошел секретарь.

— У вас есть во дворе заложенная карета? — спросил министр.

— Да, гражданин.

— Прикажите подать ее.

Гамен поднялся.

— Ага! — воскликнул он, задетый за живое. — Похоже, я вам больше не нужен?

— Почему же? — возразил Ролан.

— Потому что вы приказали подать карету… Значит, министры и при республике разъезжают в каретах?

— Друг мой! — отвечал Ролан. — Министры будут ездить в каретах во все времена: карета для министра не роскошь, а экономия.

— Экономия чего?

— Времени, то есть самого дорогого товара, какой только есть на земле.

— А мне, стало быть, прийти в другой раз?

— Зачем?

— Ах, черт побери, да затем, чтобы показать вам шкаф, в котором спрятано сокровище.

— Это ни к чему.

— То есть как это ни к чему?

— Ну, разумеется, ведь я приказал подать карету, чтобы отправиться туда.

— Куда?

— В Тюильри.

— Так мы туда поедем?

— Сию же минуту.

— В добрый час!

— Да, кстати… — спохватился Ролан.

— Что такое? — спросил Гамен.

— А ключ?

— Какой ключ?

— Ключ от шкафа… Вполне вероятно, что Людовик Шестнадцатый не оставил его в дверце.

— Да уж надо думать, если, конечно, он не такой дурак, каким кажется, этот толстяк Капет!

— Значит, вам нужно взять инструменты.

— Зачем?

— Чтобы отпереть шкаф.

Гамен достал из кармана новенький ключ.

— А это что? — спросил он.

— Ключ.

— От шкафа — я сделал этот ключ по памяти; я его тогда хорошо запомнил, подозревая, что придет день…

— Этот человек — большой мошенник! — шепнула мужу г-жа Ролан.

— Значит ты думаешь?.. — с сомнением начал он.

— Я думаю, что ради истины мы в нашем положении не имеем права отказываться ни от чего, что посылает нам судьба.

— Вот он! Вот он! — весь сияя, кричал Гамен, размахивая ключом.

— И вы полагаете, — не скрывая своего отвращения, поинтересовался Ролан, — что этот ключ, хоть и сделан по памяти полтора года спустя, подойдет к сейфу?

— С первого же раза, я в это уверен! — отозвался Гамен. — Не за красивые же глаза меня зовут мастером из мастеров и мастеров учителем!

— Карета гражданина министра подана, — доложил секретарь.

— Мне ехать с вами? — спросила г-жа Ролан.

— Разумеется! Если там есть бумаги, тебе я их и доверю; честнее тебя человека нет!

Обернувшись к Гамену, Ролан пригласил:

— Едемте, друг мой.

Гамен пошел вслед за супругами, ворча на ходу сквозь зубы:

— Я же сказал, что отплачу тебе за это, господин Капет?

Это? Что такое это?

А все то доброе, что сделал ему король.

XIX

ОТСТУПЛЕНИЕ ПРУССАКОВ

Пока карета гражданина Ролана катится к Тюильри; пока Гамен ищет скрытую в стене панель; пока — в соответствии с его зловещим обещанием — выкованный по памяти ключ с невероятной легкостью отпирает железный шкаф; пока сейф открывает взглядам присутствующих доверенный его недрам роковой клад, который, несмотря на отсутствие некоторых бумаг, переданных г-же Кампан самим королем, окажет страшное влияние на судьбу узников Тампля; пока Ролан уносит эти бумаги к себе, перечитывает их одну за другой, делает пометки, раскладывает, нумерует, безуспешно пытаясь найти в них следы взяточничества Дантона, о котором ему не раз доносили, — посмотрим, чем занят бывший министр юстиции.

Мы говорим бывший министр юстиции, потому что, как только собрался Конвент, Дантон поспешил подать в отставку.

Он поднялся на трибуну и заявил:

— Прежде чем высказать свое мнение по поводу декрета, который должен принять Конвент, да будет мне позволено сложить с себя те обязанности, которые были на меня возложены Законодательным собранием. Я принял на себя эти обязанности под грохот пушек. Сейчас соединение армий уже позади, объединение народных представителей — тоже. Сейчас я всего лишь посланец народа и хочу говорить с вами именно как посланец народа.

К словам "соединение армий уже позади" Дантон мог бы прибавить: "а пруссаки разбиты", потому что он произнес эти слова 21 сентября, а 20-го, то есть накануне, произошло сражение при Вальми, однако Дантон этого не знал.

Он лишь сказал:

— Развеем эти пустые призраки диктатуры, которыми хотели запугать народ; заявим, что нет другой конституции, кроме той, что была принята народом. До сих пор народ возбуждали: необходимо было пробудить его для борьбы с тираном; пускай же теперь законы с той же суровостью будут наказывать тех, кто их нарушит, как суров был народ к тирании! Пусть они будут беспощадны ко всем виновным! Откажемся от всяких крайностей; объявим любую земельную и промышленную собственность навеки неприкосновенной!