Графиня Де Шарни

Он скорее предпочел бы, чтобы королева была бледной и подавленной, чем оживленной и возбужденной, какой она перед ним предстала в этот час.

— Ваше величество! — молвил он. — Боюсь, что я неудачно выбрал время и пришел слишком поздно.

— Напротив, доктор, — возразила королева, улыбнувшись, что так редко случалось с ней в последнее время, — вы явились вовремя и вы всегда желанный гость! Вы увидите то, что я уже давно собиралась вам показать: настоящего короля, каким ему и надлежит быть!

— Боюсь, ваше величество, — отозвался Жильбер, — что вы себя обманываете и что вы хотите показать мне командира на плацу, а не короля!

— Господин Жильбер! Вполне возможно, что мы расходимся не только во взглядах на монархию, но и во многом другом… Я думаю, что король — это человек, который не просто говорит: «Я не желаю!», главным образом он говорит: «Я хочу!»

Королева намекала на вето, до крайности обострившее положение вещей.

— Да, ваше величество, — согласился Жильбер, — по-вашему, это человек, который мстит за себя.

— Это человек, который защищается, господин Жильбер! Ведь вы знаете, что нам публично угрожали: на нас собираются совершить вооруженное нападение. Существуют, как утверждают, пятьсот марсельцев под предводительством некоего Барбару, и эти люди поклялись на развалинах Бастилии, что не вернутся в Марсель, пока не разобьют лагерь на руинах Тюильри.

— Я действительно об этом что-то слышал, — кивнул Жильбер.

— И это вас не развеселило, сударь?

— Нет, я испугался за вас и за короля, ваше величество.

— И потому вы пришли предложить нам отречься от престола и отдать себя на милость господина Барбару и его марсельцев?

— Ах, ваше величество, если бы король мог отречься, и, пожертвовав короной, спасти жизнь себе, вам и вашим детям!

–..То вы посоветовали бы ему это, не так ли, господин Жильбер?

— Да, ваше величество, я на коленях умолял бы его об этом!

— Господин Жильбер! Позвольте вам заметить, что вы непоследовательны в своих взглядах.

— Эх, ваше величество! — горестно вздохнул Жильбер. — Мои-то взгляды меняются… Будучи предан моему королю и отечеству, я бы хотел, чтобы король и Конституция достигли согласия; этим желанием, а также преследующими меня разочарованиями и были продиктованы советы, которые я имел честь давать вашему величеству.

— Какой же совет вы хотите дать теперь, господин Жильбер?

— Никогда еще вы не были так близки к тому, чтобы ему последовать, как в настоящий момент, ваше величество.

— Ну-ну, посмотрим!

— Я вам советую бежать.

— Бежать?!

— Вам отлично известно, ваше величество, что в этом нет ничего невозможного; никогда еще у вас не было для этого более благоприятных условий.

— Продолжайте, прошу вас.

— Во дворце — около трех тысяч человек.

— Почти пять тысяч, сударь, — самодовольно усмехнувшись, поправила его королева, — и еще столько же готовы примкнуть к нам по первому знаку.

— Вам нет нужды подавать знак, который может быть перехвачен вашими врагами: пяти тысяч человек будет вполне довольно.

— И что же, по вашему мнению, господин Жильбер, нам следует делать с этими пятью тысячами?

— Окружить ими себя, короля и ваших августейших детей; выйти из Тюильри в такое время, когда этого менее всего ждут; в двух милях отсюда сесть на коней, добраться до Гайона, до Нормандии, а там вас уже будут ждать.

— Иными словами, отдать себя в руки господина де Лафайета.

— Да, ваше величество, в руки человека, доказавшего вам свою преданность.

— Нет, сударь, нет! С нашими пятью тысячами человек, а также с другими пятью тысячами, готовыми прийти нам на помощь по первому нашему знаку, я предпочитаю предпринять нечто иное.

— Что вы собираетесь делать?

— Подавить мятеж раз и навсегда.

— Ах, ваше величество, ваше величество! Значит, он был прав, когда говорил, что вы обречены.

— Кто?

— Человек, имя которого я не осмеливаюсь повторить, ваше величество; тот самый человек, который уже трижды имел честь с вами говорить.

— Молчите! — побледнев, вскрикнула королева. — Кто-то пытается заставить солгать этого дурного пророка!

— Ваше величество, боюсь, что вы заблуждаетесь.

— Так, по-вашему, они посмеют нас атаковать?

— Общественное мнение склоняется именно к этому.

— И они полагают, что им удастся сюда ворваться силой, как двадцатого июня?

— Тюильри — не крепость.

— Нет; однако если вы соблаговолите пройти за мной, господин Жильбер, я вам покажу, что некоторое время нам удастся продержаться.

— Мой долг — следовать за вами, ваше величество, — с поклоном отвечал Жильбер.

— Ну, так идемте! — приказала королева. Она подвела Жильбера к центральному окну, тому самому, что выходит на площадь Карусели, откуда открывался вид не на обширный двор, который простирается сегодня вдоль всего фасада дворца, а на три небольших внутренних дворика, отгороженных стенами, которые существовали в те времена; дворы носили следующие названия: перед павильоном Флоры — двор Принцев, центральный — двор Тюильри, а тот, что граничит в наши дни с улицей Риволи, — Швейцарский дворик.

— Взгляните! — молвила она.