Графиня Монте Карло

— Шел бы, начальник. Мне эта «Триктрак» бабок немерено должна: я с них десять лимонов баксов получу — не меньше. Знаешь, сколько это в песо? Считать устанешь, сразу со своей кобылы слетишь.

— Вася, я один раз только прошу, а потом…

— Ты что, начальник, на пушку меня берешь? Я тебе не какой-то там Санчо с ранчо — контуженный паралитик от рождения. Ты меня уже достал! За десять лет пол-лимона баксов от меня получил — не меньше! Чего ты глазенками сверкаешь; еще не генерал, а смотришь как фельдмаршал. Нужны бабки — забирай то, что пока дают, и вали отсюда!

Так с Григоровым еще никто не говорил. Даже начальство в те далекие годы, когда он был молодым лейтенантом и тормозил на выходе из кабаков подвыпивших посетителей — единственный по тем временам приработок, не считая старух-цветочниц возле станции метро. Но теперь-то он без одной минуты генерал и позволить так разговаривать с собой какой-то шпане он не мог. А дурак Васька даже не догадывался, чем рискует.

— Значит так, — еле сдерживая ярость, выдавил из себя полковник, — ты оставляешь в покое «Три «К»-траст», возвращаешь фуры с вином, а я возвращаю тебе твое досье с твоими письменными показаниями. Ты понял?!

Вместо ответа Вася Толстый опять поднял кейс, сунул внутрь руку, но вытащил уже не пачку, а одну банкноту, скомкал ее. Причем, комкал долго.

— Ты не Полкан, ты Бобик! — сказал он и бросил в Григорова бумажным комком, — пшел отсюда!

Комок ударил полковника в щеку, отскочил и покатился к камину. Григоров побледнел: он ожидал чего угодно, но только не этого. Похлопал себя по боковому карману пиджака, как будто искал пачку сигарет, но потом быстро сунул руку за пазуху и выдернул оттуда пистолет. Опустил предохранитель.

— Дурак ты, Васька!

Вскинул руку и сразу выстрелил.

— Ох ты! — удивился огромный человек, поднимаясь.

Из раны под ключицей пульсирующим фонтанчиком вылетала кровь.

Григоров выстрелил еще раз и еще. Вася Толстый повалился на спину, а потом на пол, переворачивая кресло.

— Сам ты — Бобик, — произнес Григоров, сплевывая на пол, а затем с удивлением посмотрел на выставленную вперед дрожащую руку.

Он обогнул стол и подошел к лежащему на ковре Васе. Опустил вниз пистолет, направив его на голову своего осведомителя. Попытался нажать на курок, но пальцы не слушались.

— Ты и так уже труп, — произнес Григоров, успокаивая себя самого.

Он наклонился и поднял с ковра кейс, положил его на стол, открыл. Внутри были всего две пачки долларовых банкнот, несколько пачек рублей разного достоинства, деньги россыпью и золотые часы. Сунув пистолет в боковой карман, Григоров надел часы на запястье, вытянул руку перед собой и посмотрел на них. Они блестели, но браслет был велик и потому часы съехали набок.

— «Картье», — прочитал название Григоров, закрыл кейс.

И тут заметил кровь на портфельчике. Взял со стола льняную салфетку, потер кожаный бок кейса, но только размазал кровь.

— Сам ты Бобик, — повторил полковник и направился к выходу.

Но не пройдя и трех шагов, остановился, оглянулся на дверь потайной комнаты и направился к ней.

В комнате на огромной кровати сидела девушка. На девушке была коротенькая белая маечка с надписью «Grand hotel «Hurgada», и больше на ней ничего не было. Увидев вошедшего Григорова, девушка сделала попытку натянуть маечку на живот, а когда ничего не получилось, жалобно вскрикнула:

— Ой!

— Какие люди! — развел в сторону руки Григоров, — Ирка Кочерыжка! Но ты ведь клофелинщица: как тебя Обмылок Ваське-то подсунула?

— Я на него работала, а он меня от ментов прикрывал. Ой!

Полковник с интересом ее рассматривал.

— Говорят, что у тебя татуировка на левой ягодице. Вставай, я проверю!

— Не убивайте меня, Борис Анатольевич, — взмолилась Ирка, — ну, пожалуйста.

Она всхлипнула.

— Вставай и одевайся. Поможешь убраться в той комнате.

Девушка послушно вскочила и, повернувшись к Григорову спиной, потянулась к юбочке, лежащей на тумбочке.

— В самом деле татуировка! — удивился полковник.

И, вскинув руку, выстрелил Ирке в голову.

Вернувшись в комнату с камином, Григоров положил кейс на столик, потом достал из него деньги и начал распихивать их по карманам. После чего начал нажимать кнопки на панели мобильного телефона.

— Это я, — произнес он, — срочно две группы захвата к бане на Подьяческой. В двух джипах перед входом быки Васи Толстого. А сам он только что на моих глазах застрелил свою любовницу, а я, пытаясь защитить девчонку…

Где-то хлопнула металлическая дверь, раздался топот ног. Григоров выхватил пистолет, но в комнату ворвались люди в бронежилетах и масках.

— Ну слава богу! — вздохнул Борис Анатольевич, опуская пистолет в боковой карман, — быстро же вы, однако!

Тут он понял, что эти люди не могли появиться так внезапно, и когда к нему подошел человек в гражданском костюме, поверх пиджака которого был надет бронежилет, отшатнулся. Человек выдернул из его кармана пистолет и сказал:

— Без глупостей, Григоров. Вы арестованы.

Только сейчас он вспомнил этого человека. Это был полковник из Управления собственной безопасности. Даже фамилия его крутилась на языке, но никак не могла вспомниться.