Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Он велел привести моих детей, поцеловал их, попросив меня когда-нибудь рассказать им о нем, и уехал очень опечаленный. Увы, это было последнее прощание. Потом мы узнали, что, будучи уверен в том, что ему не суждено вернуться, он написал завещание, полное трогательного благородства. Он завещал, чтобы его коллекция оружия была разделена между его старыми товарищами, а деньги отданы отличившимся в битвах солдатам, «чтобы они, – писал он, – могли еще раз выпить за мое здоровье». Он обеспечил двух своих побочных детей, а также своего камердинера; сестре он предоставил право пользования всем своим состоянием, а мне завещал поместье Яблонну. Да будет навеки благословенна его память и кощунственные руки да не коснутся драгоценных воспоминаний, которые ее составляют!

Со своей стороны я исполнила долг, который налагало на меня завещание князя. В продолжение десяти лет я не пользовалась доходами с этого прекрасного поместья, а использовала их исключительно на его украшение. Надпись над входом в библиотеку или, вернее, музей выражает мою мысль: «Это убежище героя, украшенное моими стараниями, я завещаю его потомкам».

Смерть князя Понятовского (1813)

Князь Адам Чарторижский и Александр – Предложения русского императора Понятовскому – Князь Антон Радзивилл, уполномоченный прусского короля – Поведение Понятовского – Свидание Наполеона с Понятовским в Дрездене – Саксонский поход – Князь Сулковский – Домбровский – Граф Пак – Поляки на острове Эльба – Красинский – Похороны князя Понятовского

Вскоре мы убедились, что Австрия действует заодно с Россией. Князь Понятовский еще не достиг Кракова, как австрийский фельдмаршал уже уступил место русскому авангарду под командой генерала Чаплица, которому, как поляку, было поручено распространить прокламации своего государя, полные всевозможных уверений и соблазнительных обещаний. Узнав о великодушных намерениях императора Александра, министры Матусевич, Мостовский и Соболевский с графом Замойским во главе вступили с эмиссарами русского правительства в тайные переговоры, за которыми следил Биньон, вернувшийся из Вильны и получивший приказ отправиться вслед за князем Понятовским в Краков.

Обманутый в своих несбыточных надеждах, близкий друг и доверенное лицо Александра князь Адам Чарторижский не сомневался, что государь имеет великодушное намерение вернуть Польше ее первоначальную независимость, и считал своим долгом служить царю. Однако он не предвидел, что старая русская партия воздвигнет непреодолимые преграды всем попыткам к возрождению Польши.

Вот тогда и выступил на сцену Новосильцев, сыгравший позорную роль в истории нашей несчастной страны. Он сделал вид, что разделяет патриотические надежды Чарторижского и либеральные стремления Александра, и ему удалось втереться к ним в доверие, успокаивая в то же время русских вельмож относительно осуществления великодушных идей молодого государя и тайно пользуясь громадным состоянием князя Чарторижского для удовлетворения своей потребности в роскоши и разгуле. Появившись на политической арене благодаря интригам, он с тех пор стал оказывать на дела роковое влияние и был назначен членом временного правительства.

Так обстояли дела, когда князь Понятовский, расположившись со своим корпусом в Кракове, все еще ожидал приказаний Наполеона. Александр, считая момент вполне благоприятным для отделения Польши от Франции, сделал князю самые выгодные для Польши предложения, и тут Понятовский произнес слова, обнаружившие его полную благородства натуру: «Я не приму никаких предложений, как бы они ни были соблазнительны, если их надо купить ценой бесчестия».

Посланный уехал, ничего не добившись.

Но Пруссия пошла еще дальше. Князь Антон Радзивилл, муж принцессы Луизы Прусской, двоюродной сестры короля, прибыл в Краков с тайными поручениями, дав понять князю, что наступила минута, когда его стремление занять польский престол не удивило бы никого, тем более что королевская власть в Польше основана на выборном начале. Он доказывал, что судьба Польши тесно связана с подобным справедливым честолюбием и никогда история не бросила бы упрека доблестному полководцу, если бы он решил покинуть французские знамена, чтобы развернуть свои собственные.

Эта вкрадчивая речь сопровождалась самыми льстивыми похвалами. В своем ответе Понятовский заявил, что, желая оставаться достойным уважения, оказанного ему монархом, считает своим долгом дать вполне откровенный ответ. Он категорически отказывается от предложений, которые, говоря правду, его больше удивили, чем польстили. «Я поклялся, – добавил он, – что не отделю судьбы моей родины от судьбы Наполеона, который один протянул нам руку».