Графские развалины

Сноп света выхватил из темноты трактор. Ничего необычного: самая заурядная «Беларусь» с навесным ковшом. Правда, теперь такая техника встречается всё реже и реже, ныне строители предпочитают безотказные «катерпиллеры» и «хитачи»…

С обретенным мини-прожектором в руке Кравцов почувствовал себя куда увереннее. Даже пошутил, кивнув на трактор:

— Не желаешь прокатиться с ветерком? Я с грехом пополам могу управлять этой каретой.

Ада ответила, кусая губы:

— Ты еще не понял, Кравцов? Надо отсюда убираться. Немедленно. На свете есть нехорошие места, где можно и нужно сделать лишь одно: уйти как можно быстрее, ничего не трогая. И никогда не возвращаться.

— Ну нет… Пока не разберусь, что к чему, шагу отсюда не ступлю.

С этими словами он направился к «Беларуси». Ада глубоко вздохнула и пошла следом.

Двигатель оказался горячим. А ведь звук работающего трактора они не слышали. Но Кравцов такие пустяки уже не смущали: он был уверен, что главная разгадка где-то рядом и способна объяснить всю кучу мелких странностей и неприятностей.

Очередную неприятность долго ждать не пришлось. Поток света, уверенно рассекавший ночь, стал слабеть на глазах. Черт возьми, и здесь садятся батареи. Действительно, какая-то аномальная зона, как губкой высасывающая энергию…

Он торопливо выключил фонарь, надеясь сберечь последние остатки на самый крайний случай. Подождал, пока глаза вновь привыкнут к темноте. В голове вертелись обрывки смутных воспоминаний, связанных как раз с долиной Славянки, с траншеей и с трактором «Беларусь». Когда-то и от кого-то он слышал именно о таком сочетании. Но ничего конкретного не вспомнилось. Попробовал спросить Аду — та упрямо молчала, не сказав в ответ ни слова.

— Да уйдем, сейчас уйдем отсюда, — попытался успокоить её Кравцов. — Только взгляну вполглаза, что они тут раскопали.

От траншеи остро пахло свежей землей — словно здесь разрыли не суховатый суглинок, а самый натуральный чернозем, богатый перегноем. Вновь включенный фонарь затеплился еле-еле. Кравцов долго всматривался в непонятную кучу на дне раскуроченного ящика. Потом перевел гаснущий луч чуть в сторону. Тени сместились. Стал виден светлый шар черепа. Ящик оказался гробом.

Реакцию Кравцов продемонстрировал нетипичную: рассмеялся глухим, безрадостным смехом.

Он наконец вспомнил.

11

— ПИ-НЕ-ГИН, — по слогам произнес Кравцов. — Точно, его звали Пинегин… А я-то гадал, где слышал эту фамилию…

И добавил без всякого перехода:

— Пожалуй, пора мне проснуться.

Ада — совершенно равнодушная ко всем недавним находкам — повернулась к нему. В темноте не было видно, но наверняка посмотрела вопросительно. Однако так ничего и не сказала.

Кравцов пояснил охотно и радостно:

— Ничего этого на самом деле нет. НИЧЕГО. Я просто-напросто сплю. А мое подсознание выстраивает декорацию — в мельчайших деталях, вплоть до газеты «Правда» времен перестройки. Воплощает услышанную много лет назад историю о трех работягах, наткнувшихся на могилу немецкого офицера. И не поделивших что-то ценное, лежавшее в гробу. Одного рабочего нашли в траншее — убитого. Двое других бесследно исчезли. И участковый долго потом ходил по Спасовке, расспрашивая: не был ли кто знаком с человеком по фамилии Пинегин — так звали погибшего. Я тогда здесь не жил — сдавал выпускные в городе. И услышал историю позже, через месяц, обросшую фантастическими слухами. А теперь сплю. И всё это вижу. Видишь, как всё просто. Даже смешно…

Ему действительно было смешно. И он рассмеялся.

Аделина наконец разлепила губы.

— Значит, я — всего лишь твое сновидение? — спросила она нехорошим голосом.

Кравцов кивнул, не прекращая смеха. И тут же в его лицо хлестко впечаталась ладонь девушки. Боль отрезвила. Ситуация перестала казаться смешной. Но и признавать её за реальность Кравцов по-прежнему отказывался. По счастью, в памяти всплыл способ, уже принесший избавление при схожих проблемах. Кравцов, долго не раздумывая, шагнул к трактору и вмазал по дверце сильнейшим нокаутирующим ударом.

О-о-о-у-у-й…

Суставы пальцев пронзила вспышка боли. На дверце осталась глубокая вмятина. Больше ничего не изменилось.

— Пойдем отсюда, — мягко сказала Ада. — Если это и сон, то не твой. Надо выбираться.

И они пошли. Напрямик, не выбирая дороги. Не рассчитывая уже куда-то выйти, — просто чтобы уйти. Но далеко уйти не получилось…

На сей раз Кравцов был уверен: это не игра взбудораженного воображения. (Хотя прекрасно понимал, что в эту ночь грош цена его сомнениям либо уверенности.) Тем более что Ада тоже услышала и почувствовала: на них надвигалось что-то живое, причем со всех сторон. Не бесплотная, воспринимаемая шестым чувством опасность, как недавно у вагончика, но нечто вполне материальное и осязаемое. Издающее звуки, сливающиеся в какую-то едва слышную какофонию, тоже доносящуюся со всех сторон. И — сомнений не оставалось — опасное. Сегодня всё стало опасным…

Они остановились. Ада прижалась к Кравцову вплотную.

— Сейчас включу фонарь, — сказал он шепотом. — Надеюсь, хоть сколько-то света он даст. По крайней мере увидим, чего бояться.