Гракх Бабёф и заговор «равных»

Впрочем, взгляд Бабёфа на общественное мнение отнюдь не тождественен соответствующим представлениям видных философов Просвещения. Вот, например, что писал на сей счет П.А. Гольбах: «Общественное мнение может обычно стать надежным мерилом для тех, кто управляет обществом»{56}. К.Г. Ламуаньон де Мальзерб трактовал этот феномен как «суд, который определяет истинную ценность всех талантов»{57}. К характеристике такого «суда» Кондорсе добавлял эпитеты «разумный и справедливый»{58}

. Среди философов Просвещения было довольно распространено убеждение, что общественное мнение не может быть слепым, не может ошибаться, как не может быть ошибочной и воля народа. И, хотя порою высказывались иные точки зрения - Ж.Ж. Руссо, например, полагал, что общественное мнение («воля всех») может заблуждаться, не совпадая с объективно существующим общественным интересом («общей волей»), - они не пользовались широкой популярностью{59}.

События Французской революции опровергли прежние, излишне оптимистичные надежды на общественное мнение. Бабёф одним из первых в термидорианский период поднял тему о возможности манипулировать им и о существовании «дурных людей», способных помешать народу в осознании его истинных интересов. Так, 13 сентября 1794 г. Бабёф писал: «Главные агенты (представители. - М.Ч.) народа оказывали постоянное воздействие на общественное мнение, руководя им в обществе, задавая тон всем остальным»{60}

. День спустя он развил эту мысль: «Опыт нашей революции ясно показал, что мнение данного момента никогда не является правильным, и это не потому что народ не способен собственными средствами прийти к правильному мнению, а потому что ему никогда не оставляют его собственного мнения и что среди тех, кто правит, наиболее честолюбивые постоянно применяют особую тактику, чтобы подсунуть народу мнение или сочинение, выгодное единственно тому, кто его направляет, и всегда вредное для народа»{61}.

Далее Бабёф прямо назвал своих врагов «манипуляторами общественным мнением» и «регуляторами общественного духа»{62}.

В № 17 от 26 сентября 1794 г. автор развил мысль о способах введения публики в обман: «Граждане, Комитет общественного спасения никогда не давал верного отчета о вашем внутреннем положении... Победы постоянно поглощали внимание неразмышляющей части народа»{63}

.

Признавал Бабёф и существование людей, меняющих, «подобно хамелеону, свои взгляды под воздействием пропаганды горстки пожираемых честолюбием регуляторов общественного мнения»{64}. Еще один выпад против этих «регуляторов» мы видим в № 11 - сатирическое объявление, намекающее на приходящие в Конвент послания из провинций с жалобами на притеснения якобинцев (Бабёф, и не он один, полагал, что письма фабрикуются в Париже): «Требуется человек, умеющий составлять в нужном жанре обращения к Конвенту для рассылки их по департаментам...»{65}

Стоит заметить, что идея Бабёфа о существовании неких манипуляторов общественным мнением имела под собой основание. Так, Б. Бачко обратил внимание на активно циркулировавший в ходе событий 9 термидора слух о том, что Робеспьер собирается жениться на дочери Людовика XVI и стать королем; историк пришел к выводу, что слух этот был запущен специально. Позднее в своих мемуарах П. Баррас, один из видных деятелей Термидора и Директории, написал, что слух этот был хоть и ложен, но полезен для сознания народа{66}

. Таким образом, в среде политической элиты действительно формируется мысль о том, что народ подобен ребенку, и его можно обманывать, манипулировать им ради его же блага.

Итак, Бабёф заявлял о том, что намерен вернуть к жизни настоящее, истинное общественное мнение и подлинное народовластие: «Закон есть выражение общей воли; этому принципу, который тираны хотели предать тлению, мы вернем румянец раннего возраста, свежесть, свойственную ему в первые годы революции»{67}.

Если для просветителей носителем мнения была прежде всего просвещенная публика, то для Бабёфа это весь народ, по крайней мере та его часть, что готова участвовать в общественно-политической жизни. «Я призываю каждого из вас помочь мне материалами», - обращался он к читателям в завершение первого номера своей газеты{68}.

Следующий ее выпуск содержал своего рода программное заявление: «Эта газета - великая книга, открытая для всех истин; это почтовый ящик для всех охранителей родины и политическая трибуна для свободных и энергичных людей, друзей принципов. Поэтому мы приглашаем всех добрых граждан посылать по этому же адресу сообщения, письма и документы, которые они сочтут полезными...»{69}

Такие же объявления будут появляться почти в каждом номере его издания. «Это подлинно общественная газета, поскольку в ней сотрудничают все добрые граждане, которые того пожелают», - отметит публицист в № 4{70}.