Грамматика цивилизаций

Это был поверхностный, праздный мирок, «погрязший в литературе». В этом смысле характерны «записи на кончике кисточки», принадлежащие одной из придворных дам, жившей примерно в 1000 г., которые написаны едко и живо. Чтобы передать дух ее рассказов, достаточно воспроизвести ее описания приятного и неприятного (причем она полагает, что вещей неприятных гораздо больше, чем приятных). Неприятное в ее понимании — это «волосок в чернильнице; песчинка на кисточке для письма, которая неприятно скрипит; незначительный персонаж, который много говорит и громко смеется; кричащий невовремя младенец; собака, которая ночью начинает лаять на спешащего к вам на свидание галантного кавалера; мужчина, которого вы прячете у себя в спальне и который начинает храпеть; еще раз галантный кавалер, приходящий на свидание в высокой шляпе, которую видно издалека, или он же, уходящий от вас в тишине и внезапно задевающий какой-то предмет, который с шумом падает на пол…» (Р. Сьеффер).

В то время, когда придворные замыкались в своем мирке, буддизм постепенно завоевывал всю страну, понемногу демократизируясь. Новое духовенство вступало в контакт со «средними классами», ремесленниками, мелкими землевладельцами. Принимавшая упрощенную форму набожность касалась исключительно Будды Спасителя (Будда Амида), гарантирующего верующему доступ на Небеса. Как и в самом Китае, идеи и постулаты подлинного буддизма превратились вскоре в привилегию теологов и интеллектуальной элиты, тогда как народный, упрощенный буддизм занимал умы и сердца остального населения; постепенно он слился с верованиями синтоизма, образовав с ним подлинную общую религию. Так возникла секта сингон, согласно учению которой местные божества превращались во временные и особые проявления буддийских божеств.

Приверженцы нового учения (дуалистический синтоизм

) взяли под свой контроль синтоистские святыни. С появлением Будды Амида возникла новая буддийская иконография. На великолепных «свитках» той эпохи появились японские пейзажи, изображения людей, полные юмора сценки повседневной жизни, характерные для представителей различных социальных слоев общества.

Одновременно распространялась письменность, чему способствовало введение упрощенного алфавита (только 47 слогов).

• С XII в., императорский режим начинает клониться к упадку. Он уже давно демонстрировал признаки собственной слабости. Копируя институты Китая эпохи великолепной династии Тан, императорская Япония не сумела создать и поставить на службу государству класс образованных людей, которые бы позволили сломить силы и укротить амбиции старой аристократии. Императорский режим уступил место сёгунату, который длился на протяжении всего бесконечного Средневековья (1191–1868).

В период с VIII в. и до 1186 г., т. е. на протяжении четырех столетий, феодальные кланы как бы окружали императорскую власть. Императоры царствовали, но не управляли. Они были заложниками всемогущего клана Фудзивара, игрушками в его руках. Представители клана занимали все ключевые посты, поставляли императору жен, наложниц из своей многочисленной семьи; они могли смещать сузеренов, выбирать новых. Историк справедливо заметил: «Власть Микадо подобна пустому ларцу, ключ от которого находится в руках Фудзивара».

Конец длительного владычества этого клана ознаменовал собой начало нескончаемого периода сёгуната. Сёгунат сделал почти официальным первенство феодальных кланов, «больших семей» по отношению к императору; эти семьи зачастую являлись потомками императоров, представляли собой высшую знать. Сёгунат — это их непрерывное владычество, притом что сами кланы воевали друг с другом, сменяя друг друга у кормила власти, вступая в союзные отношения. Межклановые соглашения были необходимы для подавления остальной части населения, разделенной на сословия: дворянство, крестьяне, ремесленники, торговцы. Лишь представители дворянства могли рассчитывать на обеспеченную жизнь. Внизу социальной лестницы находились наиболее обездоленные слои, такие как кожевники, которых можно сравнить с неприкасаемыми в Индии, хотя число их было гораздо менее значительным.