Грамматика цивилизаций

Многие наблюдатели отмечали, что этот шаг напоминал удар шпагой по воде, что попытки остановить на законодательном уровне развивающуюся концентрацию экономики не более чем утопия. Американский социалистический лидер Дэниел Де Леон признавал это: «Лестница, по которой человечество поднималось к цивилизации, — это прогресс методов труда, создание все более мощного производственного аппарата. Трест занимает вершину лестницы: именно вокруг него бушует современная социальная буря. Средний класс стремится его разрушить, заставляя отступить цивилизацию. Пролетариат же хочет его оставить, улучшить и сделать открытым для всех».

Подобное отношение понятно: не трогать того, что составляет технический прогресс, успех и гордость Америки, но постараться гуманизировать этот прогресс и, если возможно, воспользоваться его плодами. Для проведения такой политики существует только один могучий и влиятельный арбитр — федеральное государство, поскольку деятельность трестов выходит за рамки отдельных штатов. Лишь федеральное государство соответствует их реальным масштабам. Но для этого необходимо, чтобы государство росло, усиливалось, укрепляло свои позиции в экономической области; равным образом и тресты, а точнее крупный капитал, заинтересованы иметь в качестве собеседника единственный властный орган, с мнением которого можно считаться и решениям которого необходимо подчиняться в любом случае. Вспомним возражения президента Кеннеди в 1962 г. относительно увеличения цен на сталь.

• Сегодня, во времена олигополий, профсоюзов, «компенсирующей власти» государства, в США возникает нечто похожее на нео-капитализм, форма которого приспособлена к условиям XX в. и который сильно отличается от традиционного капитализма.

Этот неокапитализм трудно поддается определению; он предстает в самых разных обличьях и вся американская цивилизация находит свое выражение в его укладе, в его социальных структурах. Как перечислить свойственные ему признаки? Рационализация, которая уже сейчас доходит до чудес автоматизации; серийное производство, обеспечивающее огромный и однородный рынок с его стандартизированными вкусами, определяемыми всюду проникающей и всесильной рекламой; повсеместное внедрение на крупных предприятиях систем human

и public relations, которые призваны оправдать существующие трудовые отношения в глазах общественного мнения, потребителей и прежде всего занятых на этих предприятиях рабочих. Налицо тысяча деталей, каждая из которых по-своему важна, однако определяющими являются сами правила игры, ее границы, успехи. В этом смысле последовательно рассмотрим вчерашнюю роль рынка в либеральной экономике XIX в.; олигополии; профсоюзы; роль федеральной власти.

В глазах экономистов либерального толка рынок

(свободный по определению) всегда был регулятором, арбитром экономической жизни. При помощи конкуренции рынок все расставлял по своим местам. Согласно капиталистической традиции, идеальной экономикой являлась та, где конкуренция была неограниченной (что исключает монополию), куда государство не вмешивалось, где равновесие устанавливалось само по себе благодаря соотношению спроса и предложения, где кризисы, безработица, инфляция были ненормальными явлениями, с которыми нужно бороться. Объясняя

феномен безработицы, доходили до обвинения профсоюзов с их якобы чрезмерными требованиями.

Чтобы дополнить эту картину, скажем, что производство всегда рассматривалось как благо. Согласно т. н. закону рынка, сформулированному Жаном Батистом Сеем в 1803 г., всякий произведенный товар стимулирует обмен: «товары обмениваются на товары». В этом смысле факт производства какого-либо товара означал получение дополнительных меновых денег. Так учили либеральные экономисты от Адама Смита до Бентама и Рикардо, до Жана Батиста Сея и Альфреда Маршалла. Короче говоря, в этой конкурентной «модели» экономической жизни все регулировалось само собой, включая склонность к накоплению или инвестированию. Для регулирования инвестиций достаточно было использовать процентные ставки, соответственно уменьшая или повышая их.