Грань

— Мы каждый день регистрируем мозговую активность Эрика. И по всем результатам его мозг работает как у полностью здорового человека, живущего полной жизнью. Можно даже сказать исходя из этих данных, что жизнь он проживает очень яркую и насыщенную!

— Доктор, вы что, смеетесь надо мной? — с горькой усмешкой спросила Мария. — О какой жизни вы говорите?! Мой сын, считайте, целый год овощем лежит на вашей больничной койке!

Женщина указала пальцем с красивым маникюром на мирно лежащего Эрика. Видно было, как ее рука нервно подрагивает. Антон Николаевич в ответ на это тяжело вздохнул и, разведя руки в стороны, сначала отвел взгляд, а затем с болью в глазах посмотрел на Марию.

— Мария Эдуардовна, — мягко и тихо сказал он, — у меня самого две дочки. Как отец я вас прекрасно понимаю. То, что произошло с вашим сыном, ужасно и немыслимо. Я бы врагу не пожелал испытать подобное. И мне искренне жаль вас. Все, что я хочу сказать, — это то, что благодаря этим чудовищным обстоятельствам науке выпал невероятный шанс разобраться в работе нашего мозга на совершенно новом уровне. Уровне, который нельзя было предположить даже в самых смелых фантазиях.

Смысл сказанных доктором слов доходил сейчас до Марии очень отдаленно. Она почти не слушала Рукосуева, ведь он в очередной раз пел ей ту же самую старую песню о науке и, как и все разы до этого, ничего не говорил о шансах самого Эрика выйти из комы.

Антон Николаевич продолжил свою горячую речь о том, как волею случая ее сын стал локомотивом мировой нейробиологии. В то время как она сжимала легкую и тонкую руку сына в своей и всматривалась глазами, подернутыми пеленой слез, в его серое, такое спокойное сейчас лицо. И, как и всегда во время своих визитов, в тысячный раз прокручивала в своей голове ту самую ночь, после которой Эрик заснул и больше не просыпался.

Тогда он пришел к ней. Был уже поздний вечер. С порога мать сразу же увидела мрачную тень на лице сына. Живые, умные и яркие глаза его были полны горя и усталости. Она уловила это в них по самому первому взгляду, несмотря на то что Эрик тогда вообще старался как можно меньше встречаться с ней взглядом.

— Что-то случилось, сынок? — осторожно начала она. — Ты так неожиданно… Даже не позвонил.

— Эх, мама… — Эрик поднял голову кверху и выдавил из себя подобие улыбки. Улыбка получилась горькой и печальной.

— Случилось, да… — продолжал он. — Тебя как всегда не проведешь! С чего бы начать… В общем, сегодня застал Марину с другим…

Мария Эдуардовна после этих слов даже прикрыла рот ладошкой, так что на ее лице остались видны только огромные округлившиеся глаза.

— Мальчик мой!.. Вы же с ней должны были пожениться через месяц! О Господи! — было видно и слышно, как всегда сдержанная, а кто-то бы даже сказал, холодноватая Мария Линдгаард сейчас была вне себя от шока.

— Да, вот так! — развел руками Эрик и выдавил из себя еще одну кривую улыбку. — А ехал я домой, чтобы поделиться с ней другой интересной — в кавычках — новостью. О том, что наш проект по многоствольному заканчиванию, над которым я вот уже черт знает сколько работал, внезапно пошел по п… Ну, ты поняла. И обвиняют во всем меня. Сегодня директор недвусмысленно дал понять, что дальше нам будет не по пути. М-да… И я хотел поделиться этим с ней!

— Мой дорогой! — сказала Мария Эдуардовна, подходя и обнимая сына. — Ну, подумаешь, проект!.. Пошли лучше поедим, выпьем чаю…

— Да какой чай, мама! Там при первых же испытаниях погибло два человека. Там рисуется уголовная статья!

Опешившая Мария при этих словах снова закрыла рот ладонью, а в ее глазах отразился самый настоящий ужас.

— Я прямо сейчас позвоню твоему отцу. У него, помнится, был неплохой адвокат, — сказала она, взяв себя в руки после недолгой паузы.

— Да-да… позвони, конечно. А я прямо сейчас почему-то очень хочу спать, — тихо сказал Эрик и прошел в свою старую детскую комнату.

Мария слышала, как он разделся. Негромко прошелестело покрывало, после чего с легким скрипом матрас прогнулся под давно уже не ночевавшим на нем Эриком. Матрас помнил его мальчиком, потом долговязым костлявым юношей, даже стройным молодым человеком. А теперь принял на себя взрослого, тяжелого как телом, так и душой мужчину.

Буквально через несколько минут Мария зашла в комнату сына, чтобы пожелать ему спокойной ночи, но Эрик уже крепко спал. Тогда женщина склонилась и тихо поцеловала его в лоб. Тогда она еще не знала, что разговаривала с сыном в последний раз.

Доктор Рукосуев тем временем все продолжал говорить. О том, что не стоит отчаиваться, что в любой момент Эрик может проснуться и что Мария, естественно, узнает об этом первой. Говорил также и о том, что жизненным показателям и умственной активности ее сына может позавидовать любой. В общем, все то, что она слышала уже сотни раз до этого. Она отпустила руку Эрика и посмотрела на доктора. Ничего нового не произошло и в этот день, и можно было уходить.

После формального прощания каблуки вновь застучали по коридору, постепенно стихая. Доктор Рукосуев слушал удаляющиеся шаги и смотрел на Эрика, думая о чем-то своем.