Грань

Линдгаард не видел, но живо представлял, как, должно быть, округлились глаза и вытянулись лица следователей после появления этих неожиданных помех. Николай резко отстранился от экрана, они с Виктором переглянулись. Первый сложил руки на груди, наклонил голову набок, а затем принялся озадаченно тереть рукой подбородок. Виктор просто стоял истуканом, силясь понять, видимо, как тот самый стальной трос, который должен был вывести следствие к убийце, сейчас на их глазах разматывался на ниточки.

— Стоп! — резко велел Николай Илье. — Останови видео.

Видео было остановлено. На стоп-кадре серый интерьер кафе теперь скорее угадывался, чем был отчетливо виден. Изображение прорезали три горизонтальные белые полосы помех, плюс то тут, то там, подобно рою маленьких белых мушек, картину портила рябь шумов.

— Назад! — скомандовал Николай. — Воспроизведение поставь 0,5.

Илья исполнил сказанное. Цифровой файл медленно пополз в обратном направлении. Каких-то 15–20 секунд на экране танцевали и резвились помехи, затем те внезапно пропали, показав привычную картину кафе. Убитый, как и другие посетители, мирно сидели на местах и попивали свои напитки.

— Так, теперь еще раз вперед, замедли до половины обычной скорости, — продолжал командовать старший лейтенант.

Запись поползла вперед. Дверь была закрыта. Теперь внимание трех человек и четвертого незримого сознания было приковано ко входу.

Эрик приказал себе ничего не делать сейчас. Он хотел проверить одну теорию: навсегда ли ему удалось испортить запись и тем самым оставить свой вклад в развитие событий или же каждый раз ему теперь придется концентрироваться на таких вот мелочах? Дверь уже долгих полминуты оставалась закрытой, как вдруг до сознания Эрика дошел звон тех самых китайских колокольчиков. «Странно, — подумал он, — ведь при первом воспроизведении я ничего подобного не слышал». Дверь кафе открылась, колокольчики набирали силу в своей высочайшей тональности. Казалось, вместе с ними начинает звенеть и вибрировать твой мозг и вообще вся ткань реальности. И одновременно с тем, когда звук стал практически нестерпимым и Эрик готов был зажмуриться и перестать уже наблюдать это чертово непонятное место, на экран быстро, подобно разряду молнии, вернулись три белых полосы. Рой белых мушек также прилетел и уселся в пяти-шести местах, превращая изображение в черно-белый снимок, над которым взорвалась баночка белой краски. Эрик подметил одну странность в расположении помех. Они были даже в том месте, где на записи располагались дата и время. Это было странно. Ведь информация эта отдельно накладывается на видеофайл программным интерфейсом системы наблюдения. И даже если запись в каком-то месте и повреждена, то эти данные о дате и времени всегда остаются легко читаемы. Здесь помехи скрыли и белые цифры в нижнем углу.

Они прокрутили запись еще раз, используя другие плееры, — результат был всегда один и тот же. Каждый раз, когда дверь открывалась и в зал входил мужчина, экран непролазной паутиной покрывали белые помехи. Разобрать через их полчища хоть что-то было решительно невозможно. Что за мужчина вошел? Высокий, среднего ли роста? Во что он был одет? То ли какое-то пальто непонятного цвета, а может быть, плащ или вообще модная нынче парка? Цвет волос мужчины также не подлежал определению, не говоря уж о лице. Все, что было с трудом различимо, — это то, что он прошел к столику убитого и присел за него. То есть напрашивался явный вывод: вошедший незнакомец жертву знал. После, вглядываясь и щуря глаза в безвозвратно испорченную запись, следователи с неуверенностью отметили, что между мужчинами изредка происходил обмен репликами. И через 20 минут, добив свои заказы, они поднялись и вместе покинули кафе. И вот, как только дверь за ними закрылась, взору троих наблюдателей предстала четкая и ничем не искаженная запись с камеры наблюдения. Одним махом, как по щелчку пальцев, все помехи и шумы разом пропали. В нижнем правом углу все так же можно было наблюдать число и время.

Остолбенелые следователи и официант Илья стояли с вытянутыми лицами и челюстями, которые под влиянием увиденного как магнитом тянуло куда-то вниз.

— Чертовщина какая-то, мать ее! — в сердцах воскликнул Николай, развернулся на пятках, поднял голову к воображаемому небу и обхватил ее руками. — Витя, ты тоже это видел?!

— Сам стою вот и… ни хрена не понимаю. Помехи откуда ни возьмись, на самом интересном месте как назло… Как будто специально! …А сейчас вот нет, — не веря своим глазам, ответил лейтенант и осекся.