Говорят, что там работают медики высочайшей квалификации. Нет задачи, которая бы поставила их в тупик. Только со всеми, кому они оказывали помощь, потом происходили какие-то страшные несчастья. Кто с ума сходил, кто погибал лютой смертью, кто самоубийством кончал. Эмблема у них теперь другая, – Люси кивнула в сторону жетона, – видишь, крест-то как на кладбище. Рассказывают, бывало так: попала наша бригада в острую ситуацию. Нужно спецов вызывать кардиологов там или реанимацию, не справиться самим. А возможности вызвать нет. И тут появляются эти – в самый нужный момент. Лечат быстро, грамотно, аппаратура у них, какой мы и не видывали. То же и у населения. Стряслось что-то серьезное – жди тринадцатую подстанцию. Не хуже воронов беду чуют. А от их помощи одни слезы потом…
Говорят, они себе наших ребят на работу вербуют. А еще есть слухи, что кое-кого из тех, кто на том свете давно, в составе их бригад видели…
В общем, тема эта как бы запретная. Про Потерянную подстанцию даже шепотом стараются не поминать… Но вот откуда у лесных братков жетон их старшего врача? Tы, Шура, эту штучку храни получше да не показывай никому. Не могу тебе объяснить, только у меня предчувствие, что может она когда-нибудь крепенько пригодиться… Все, базары кончили. Дурдом на горизонте.
Нилыч припарковал машину около нарядного бревенчатого домика с высоким резным крылечком. На столбике крыльца висела эмалированная табличка «Приемный покой». Множество подобных домиков было разбросано по тенистому парку со скамеечками для отдыха в живописных местечках. Кое-где я заметил решетки на окнах и огороженные высокой металлической сеткой площадки для прогулок. Буйные отделения. Нарядно, уютно вокруг. Жужжат над пышными клумбами насекомые. Желтый песок дорожек манит в укромные уголки. Дармовой рабочей силы в психиатрических лечебницах не то что в достатке-в избытке.
Дверь распахнула толстая санитарка в нечистом халате, так знакомо ворча:
– Возют все, возют. День возют, ночь возют, не уймутся никак. Когда ж конец-то этому будет?
– А на том свете, – весело откликнулась Люси, выглянув из окна, – вот помрем, и всему конец. Шура, сдавай больную.
Подхватив бланк сопроводительного листа, я выгрузил полусонную женщину из салона и проводил в прохладный полумрак приемного покоя. Заполнение привычных граф не отняло много времени. Перезнакомившись с санитарами и медсестрами, тут же нашедшими в новеньком фельдшере благодарного слушателя жалоб на тяжелых больных, скверное начальство и маленькую зарплату, я вручил бумаги и больную дежурному врачу. Врач, абсолютно лысый носатый мужчина при пышной бороде, взглянув в сопроводительный усталым взором темных печальных глаз, констатировал:
– Рат зря не привезет. Грамотная крыса. Оформляйте в третье отделение. Ты новенький? Значит, своих навещать не будешь?
– Каких своих?
– Ну, наших. Много их тут лежит – и медиков и немедиков. Так не будешь?
– Некого мне навещать. Я свободен?
– Вполне.
Я спросив фамилию принимавшего больную доктора, собираясь записать ее, чтоб не вылетела из головы, и откланялся.
– Мазлтов, дорогой. Привет крысе.
Я вышел на крыльцо, чихнув от веселого солнышка.
– Будь здоров!
– Спасибо. Тебе привет от доктора Райзмана.
– А, Борух Авраамыч! Знала бы, зашла. Опять крысой обзывал?
– Обзывал.
– Значит, в хорошем настроении. Ну, да будь он в плохом, ты бы еще два часа там возился. Ладно, звони.
– Как звонить-то?
– Позывной базы – «Зенит». Наш – «Зенит ПБ-19», по номеру бригады. Если вызов «Зенита» не пройдет, проси передать с машины на машину. Это обычная практика – мало у кого с больших расстояний рация достает до базы, а на самом Центре передатчик мощный, его, как правило, слышно.
Вызов не прошел. С одной машины на другую покатилось по эфиру наше «освободились», постепенно пропадая из зоны слышимости. Я положил трубку рядом с рацией и поднял голову.
На капоте была разложена нехитрая закуска, стояли кружки с остатками пива. В опустевшей пивной баклажке – маленький букетик.
– Поднимай, Шура, стакан – поздравляем тебя! – широко улыбались мой удивительный доктор и водитель.
– С чем? – не понял я.
– С первым вызовом, Шура. С боевым крещением. За тебя!
– За тебя!
– Спасибо, родные, – растрогался я, – за нас, за нашу бригаду!
Сдвинулись две облупленные кружки с полустертой надписью «Психоневрологический диспансер» и маленькая стеклянная мензурка. Какая удача, что мне выпало работать с такими славными ребятами!
Ожила рация. Из далекого далека послышался искаженный помехами голос диспетчера:
– Зенит Пауль-Борис один-девять, Зенит Пауль-Борис один-девять, запишите вызов…
Глава восьмая