Ранзор схватился за голову, стал ею мотать, кричать, глаза его вспыхнули безумием. Он запыхтел как разъярённый бык, глядел куда-то под ноги, что-то вспоминал, затем метнул взгляд в Макса и столь же яростно бросился на него. Но его подкосило, и он пролетел мимо.
- То было на восходе дня, то был вечности момент…
Мы распивали кофе, пели, прыгали, бесились…
Ты разжигала во мне танго, словно я твой инструмент…
Мы обнимались и смеялись, падая в бессилье…
Ранзор снова завопил, стал оглядываться, выставив руки вперёд, и ходил как пьяный или даже слепой, ничего не видя и не слыша, кривя лицо, где эмоции сменяли друг друга, то плакал, то начинал смеяться, то плотно сжимал челюсти и скрежетал, рычал и махал руками.
- Мы созерцали наши души, не отрывая взглядов…
Там смешались уроки акварели и чтения классических романов…
А после, включалась камера, записывался фильм…
И я массировал твою стопу, сначала пальцами, затем губами… языком…
Мы познавали наши души прикосновениями тел…
Это была наша пьеса, это был наш удел.
Ранзор закричал как сумасшедший, словно в приступе и рухнул на колени, рыдал и судорожно трясся.
- Ведь этот стих ты так любил читать Анне, правда, Артём? Я видел этот сон в черноте. Ведь ты был человеком! Я знаю, ты меня слышишь! Вернись и останови это! Ранзор всего лишь придаток эмоции, который можно и нужно выключить! Давай, сделай это! Подави его, ну!
Ранзор зарычал, но вдруг застыл, оцепенел, встретившись взглядом с Максимкой.
- Ты был одержим желанием стать человеком, так будь же им! Насладись болью разбитого сердца! - Процедил Макс, и все чувства в Ранзоре пробудились.
Макс видел это внутренним оком. Всё это чувственное пламя, что вырвалось из самого сердца страстной натуры поэта, сжигало Ранзора. Все эти заветные первобытные эмоции, ощущения и впечатления, ещё не переработанные сознанием. Чистый разрывающий душу огонь, что может испепелить саму вселенную, лился прямо на голову. Вся утраченная любовь мира, потерянный смысл бытия, красота и сила жизни, щемящая нежность первой любви, страх и отчаяние при мысли об её потере, вся нравственность и благодетели, не доступные Ранзору, все двери человеческого духа в один миг распахнулись, но вместо благоденствия и блажи вызвали страшные судорожные боли и истошный вопль приговорённого к смерти. А затем он упал на спину и лежал без дыхания несколько минут, пока на его теле растворялись росчерки тёмных вен. Наконец усталые глаза медленно открылись.
- Артём? Это ты?! - Спросил Макс.