Грани миров

Главное же то, что здешний климат прекрасно влияет на здоровье. Через два месяца после того, как я попал сюда, дрожь в руках исчезла, а ослепший глаз начал видеть. Это тем более странно, что врачи в госпитале меня предупредили: глазной нерв погиб, глаз навсегда останется слепым. Один из наших парней в детстве повредил себе левую ногу, и она всегда была на несколько сантиметров короче правой. Однако вскоре все заметили, что он перестал хромать. Возможно, это вода из горячих источников обладает чудодейственной силой, а может быть, молоко наших коров и коз. Да вы и сами видите, с какой удивительной быстротой срослись ноги у Прокопа и позвоночник у Юры.

Сейчас у меня мечта — провести в село электричество и телефонную связь, проложить широкую дорогу, чтобы больные люди отовсюду могли приехать сюда отдохнуть. Но все тормозит санэпидстанция — везде находят этот микроб и налагают вето на все мои планы. Пока местность считается зараженной, говорить о финансировании каких-то работ здесь бессмысленно. Один деятель в Махачкале предложил даже нам всем отсюда переселиться на равнину, а местность подвергнуть дезинфекции. Представьте себе — подвергнуть дезинфекции уникальный уголок природы! И из-за чего — из-за микроба, который никому еще не принес вреда. Но я в микробах ничего не понимаю, поэтому и прошу вас, как ученого, мне помочь. Мне нужно ваше личное заключение» Сергей выслушал рассказ Рустэма Гаджиева с живейшим интересом.

— Разумеется, я же сказал, что сделаю все, что смогу, — ответил он, — но я могу взять для исследования лишь образцы ваших продуктов, а что касается крови людей и животных, то все не так просто. Одним словом, необходимы реактивы, предметные стекла, пробирки и прочая ерунда, чтобы я смог сделать забор крови, обработать образцы и в первозданном виде доставить их в свою лабораторию, а здесь…

— Я об этом уже подумал. Мой сын Дагир завтра отправится в Тбилиси — составьте список всего, что вам нужно.

— Тогда проблем нет. И еще, если можно, то пусть ваш сын Дагир из Тбилиси отправит телеграмму моим родным в Ленинград — боюсь, они волнуются, не зная, где я и что со мной.

— Конечно, Дагир отправит телеграмму, не беспокойтесь. Чем еще я могу помочь? Буду счастлив сделать для моего уважаемого гостя все, что в моих силах.

Сергей улыбнулся:

— Да? Спасибо. Если так, то мне хотелось бы услышать легенду о Стране Синего Оленя.

Рустэм тоже улыбнулся, потом лицо его вновь стало серьезным.

— Это предание пришло с тех времен, когда гинухцы, бежитинцы и хваршины еще не верили ни в Христа, ни в Магомета, — сказал он, — они верили в магию, чертей и джиннов — хозяев лесов, гор и рек. Каждый тухум поклонялся своему священному животному.

— Что такое тухум?

— Тухум объединяет людей, связанных родственными связями. Если, например, священным животным тухума был тигр, то после смерти душа человека этого рода могла поселиться только в теле тигра. Тиграм приносили жертвы, устраивали в их честь праздники. Были тухумы, поклонявшиеся змеям, черепахам, зайцам, медведям и даже шакалам. На высокой горе с плоской вершиной жили прорицатели, чьи души после смерти селились в оленях. Священный олень имел особый дар — он мог обозреть всю Землю и увидеть будущее. Когда шкура оленя чернела, это предвещало приход чумы или оспы. Красный цвет — к засухе и пожарам, желтый — к богатому урожаю и спелой пшенице, белый — к голоду и наводнениям, зеленый — скот будет упитанным, и родится много детей.

— А синий?

— Тут сложная взаимосвязь, но в старых легендах бесполезно искать логику. Синий цвет — цвет неба и цвет смерти, потому что в небо уходит все, чему нет места на земле. Страна Синего Оленя — место, откуда придет весть о скором конце всего живого. Поэтому люди всех тухумов каждый год в первый день весны со страхом и надеждой взирали на вершину горы. И каждый раз благодарили духов за милость, потому что еще ни разу шкура священного оленя не приняла синего цвета. Голод же, засуха, наводнение и даже чума — это еще не конец, потому что на смену черным и белым дням придут желтые и зеленые, пшеница заколосится спелым колосом, и дети огласят мир своим криком.

Слова Гаджиева и серьезная вдумчивость, с которой он рассказывал старинную легенду, почему-то сильно потрясли Сергея, голова его вдруг начала кружиться, но он попытался скрыть это и даже пошутил:

— Люди древности, как видно, были большими оптимистами. Сказка красивая, но странно, однако, что именно синий цвет — цвет смерти. Вы не находите?

— Вы побледнели, — Гаджиев внимательно посмотрел на Сергея и поднялся, — я забыл, что вы еще не окрепли, и слишком много сегодня говорил, простите меня.

— Нет, что вы, мне было невероятно интересно вас слушать! Но синих оленей не бывает, ведь вы согласны? Это парадокс, понимаете? Парадокс! — губы его искривились, он почти кричал.

— Конечно, это всего лишь легенда, не стоит так волноваться, — Рустэм торопливо пожал ему руку и, заглянув в лицо, мягко сказал: — Вас терзает то, что вам пришлось пережить, но от этого нет лекарств — лишь время и забвение.