Грани миров

Рука его невольно тянулась к боковому карману брюк, вновь и вновь нащупывая лежавший там сложенный вдвое конверт. От этих мыслей пропадал аппетит, и кареглазая официантка всякий раз, убирая после обеда посуду со стола, шутливо грозила пальцем:

– Вы опять не доели котлеты, ну как так можно! Нельзя же так!

Она говорила это, кокетливо растягивая слова и улыбаясь, но Сергей упорно не замечал ее улыбки. В конце концов, даже его сосед по комнате, конопатый шахтер из Воркуты лет сорока пяти, попенял ему:

– Слушай, девушка с тебя глаз не сводит, а ты как пень! Смотри, надоест ей – начнет другого обхаживать.

– Бог ей в помощь, – Сергей равнодушно пожал плечами, – можешь сам ей заняться – она на тебя тоже поглядывает.

Он сказал это просто так, в шутку, но шахтер принял его слова всерьез и даже рот раскрыл от изумления:

– Слушай, правда? Точно говоришь? Ладно, тогда что мне нужно делать?

– Вопрос, конечно, бесподобный, – хмыкнул Сергей. – Ты что, никогда на курорте не знакомился с женщиной?

Воркутянин смущенно почесал затылок и застенчиво улыбнулся – Гм, да так оно у меня получается, что… Понимаешь, жена в месткоме работает, и мы с ней всю жизнь по семейной путевке отдыхаем – и в Сочи, и в Прибалтику, и в Болгарию даже ездили. Оттого, что всегда с ней вместе, опыта у меня с бабами, сам понимаешь… Дарить ведь надо что-то, или как? А что дарить-то?

– Откуда же я знаю, дари, что хочешь – духи, коробку конфет, – его уже начал раздражать этот долговязый детина с наивными, как у младенца, глазами.

– Ох, мать родная, да здесь в киоске один одеколон стоит, а конфеты только «Золотой ключик» на развес. Слушай, я у тебя импортные духи видел – продай, а?

– Духи? – удивился Сергей. – Это не духи, это мне брат из Германии туалетную воду привез, она для мужчин.

– Да все одно – для мужчин, для женщин, там ведь не по-нашенски написано. Жена себе в Болгарии тоже похожий пузырек покупала – нормально и пахнет хорошо. Продай, а?

– Бери так, – Сергею не терпелось поскорей отвязаться от назойливого соседа, но тот оказался вдобавок еще и щепетильным.

– У меня деньги есть, я заплачу, сколько скажешь, с какой такой радости ты мне будешь за просто так дарить?

– Считай, что в знак мужской солидарности.

Все же конопатый воркутянин не успокоился, пока взамен туалетной воды не подарил Сергею складной нож:

– Сам делал. Тут смотри-ка оно как: и нож тебе, и штопор, и вилка, вот этим гвозди дергать, а вот тут откроешь – молоток. Я ведь и сам молоток по жизни – на все руки мастер, ты не смотри, что я с бабами не спец, – конопатый ухмыльнулся и довольно потер руки. – Почему я нынче здесь без жены? Потому что меня начальство срочно в отпуск отправило. Нам на завод машину новую отбойную прислали, так я ее сразу отладил, и пошло у нашей бригады четыреста процентов нормы за смену. Главный инженер в панике, потому что если сто двадцать процентов, то ты – передовик, а если четыреста, то это значит, что нормы занижены, и их нужно повсеместно завышать. А как завышать, когда машину только я один и освоил, а специалисты – никак. Вот меня срочно в отпуск и отправили, чтобы скандал замять, пока инженера квалификацию повышают. Так что бери, нож хороший, – он чуть ли не насильно сунул нож Сергею в карман – как раз в тот, где лежало письмо Клавдии Муромцевой, – а потом побрился, надел чистую рубашку и отправился «заниматься» кареглазой официанткой.

Сергей с облегчением проводил его глазами – больше всего на свете ему хотелось остаться одному, и ради этого не грех было пожертвовать флакончиком туалетной воды. Он лег на кровать, не зажигая света, хотя уже сгустились сумерки, и вновь начал думать, анализируя каждый момент прожитой жизни:

«Однажды я спросил у Ады, почему в нашем альбоме нет ни одной фотографии моей матери, а она что-то промямлила – вроде того, что та не любила фотографироваться, – и перевела разговор на другую тему. В анкете, где нужно было указать близких родственников, я упоминал лишь брата и сестру. В моем возрасте, конечно, смешно плакаться из-за того, что тебя в детстве оставила мать, но хотелось бы выяснить все до конца. Ада и Петя не говорили мне о ней ни хорошего, ни плохого, но, судя по письму, она была жалким и, возможно, не очень порядочным человеком, а ведь во мне ее гены».

В открытое окно подул легкий ветерок и принес сладковатый запах роз с цветочных клумб, разбитых вокруг санатория. От приторного аромата у Сергея засвербело в носу, он чихнул, и тут же в дверь энергично постучали. На пороге стояла толстая кастелянша с большой раскладушкой в руках, а позади нее смущенно топтался паренек лет четырнадцати.