Грани (СИ)

— Угу… — буркнул я, спускаясь в траншею. Олег покачал головой. В другой обстановке то, что мы с помощью псоглавцев устроили на склонах предгорий, можно было бы назвать неплохими полевыми укреплениями. Пожалуй, во времена Великой Отечественной на таком рубеже остались бы чадить сотня-полторы "Тигров" и прочих зверей Вермахта, но против железноголовых с их количеством… Если б они, к нашему несчастью, обладали стратегическим мышлением, то совсем худо пришлось бы. Но железноголовые всегда пёрли в лоб, даже не предполагая возможности обходного манёвра. Это лишний раз наталкивало на подозрительные мысли. Например, что они сами являются чьим-то инструментом для достижения некоей цели, полностью подчинённой расой. Среди убитых в прошлых мелких стычках мы с удивлением обнаруживали и женщин, а значит, весь народ или племя или кто там они есть, участвуют в этой бойне.

До каких-то пор нас спасала огневая мощь тяжёлых танков и их непробиваемая броня, но что толку от танка с сухими баками? После четвёртой вылазки против мобильных отрядов железноголовых у нас почти не осталось снарядов, а лафа с неисчерпаемыми боеукладками уже закончилась. Слив в канистры остатки топлива и собрав боекомплект к пулемётам, мы всей толпой перебрались на "Ханомаги". Перед этим я и Олег заложили в двигательные отсеки танков и около приборов последние снаряды, соединив их с радиодетонаторами. У меня не хватило сил взорвать их сразу, только когда Т-95 были не видны за безлистыми деревьями и пригорками, я нажал кнопку. Вслед донёсся рокочущий вздох взрывов, больше я не оборачивался. Сколько раз они принимали удары снарядов, ракет и электрических разрядов, сколько раз выносили с самого края гибели — и вот мы вынуждены бросить их. Бросить, изувечив двигатели и электронику, чтобы никому не достались…

Может, кто-то когда-то и подберёт, восстановит, но это уже будет без нас. К поместью мы тогда дотянули на последних каплях, пройдя почти двести пятьдесят километров по заснеженным степям. По дороге несколько раз попадались в других местах почти не встречающиеся крайты, их отстреливали на мясо все кому не лень, так что впору было записывать как исчезающий вид.

Пройдя, возможно что и в последний раз, по укреплениям и траншеям, мы вышли к стану псоглавцев. Здесь всегда было весело, эти степные викинги жили от и до. Завтра помрём? Ну и ладно, то ж завтра будет, а сегодня надо отрываться. Барахай, слегка подкумысившийся, радостно загарчал, увидев нас, позвал за общий стол.

— Что такие унылые? — деловым тоном спросил он, усаживаясь рядом.

— Смотри, — я достал карту, расстелил. — Вот наши укрепления. Мы их выстроили на самых опасных направлениях, зная, что железноголовые прямы как дубовый дрын и такие же тупые в манёвре. Но разведка ещё не вернулась, и мы достоверно не знаем, явятся ли они одни или с кем-то за компанию. Есть вероятность прорыва. А, чёрт, да прорыв всё равно случится, нас слишком мало! Но и они не бесконечные. Выходит, завтра будет так туго, как ещё не бывало. А выстоять надо. Ещё моралисты эти, огородники.

— Какие огородники? — не понял меня вождь псоглавцев.

— Огородившиеся. Из Закрытого Города. Они прислали гонцов и передали, что подмоги не будет от них. Мол, это не наши трудности.

Барахай зло брякнул мохнатым кулаком по столу.

— Шакалы! Мне стыдно, что среди тех, кто ушёл в этот… Город, есть и мои соплеменники. Трусы бесхвостые! Если бы я мог им сам свернуть шеи…

— Надеюсь, такая возможность у тебя ещё будет. Только для этого нам нужно будет выжить завтра. Нас всего около тысячи, считая твоих. Оружия и боеприпасов валом, но если не будет кому стрелять, то нахрена оно нужно?

— Успокойся, Харальд. Завтрашний день покажет. У меня к тебе просьба есть. Если что, доберись в Закрытый Город, в нём скажи каждому псоглавцу, что Барахаю было стыдно за них.

— Скажу, — я кивнул. — Если завтра не останусь где-нибудь на бруствере.

— А ты постарайся, — подмигнул он, пододвигая кувшин с кумысом.