Грани судьбы

— Вообще-то формулировка очень сомнительная. Есть все основания оспорить утверждение, что это одно желание, а не несколько. Но раз ты пошел нам навстречу, то и мы можем ответить любезностью. Она увидит новое тысячелетие. Этого, надеемся, достаточно?

Балис кивнул. Честно сказать, на такую щедрость чудотворцев он даже не рассчитывал. Два-три года, максимум — пять. А новое тысячелетие — это же две тысячи первый год. С ума сойти. Сколько бы ему исполнилось в две тысячи первом? Тридцать восемь…

— Взгляните, — предложил толстяк тоном модного парикмахера.

Видневшиеся вдали сквозь зелёную листву башни домов-новостроек из нарядного оранжевого кирпича были ему незнакомы, но парк Балис узнал: Жверинас. Одно время он подолгу гулял здесь тёплыми вечерами вместе с Беруте. Тогда юношеская влюблённость в более серьёзное и сильное чувство не переросло.

Но сейчас был вечер, а не день. И в парке резвились малыши. А на скамейке под раскидистым каштаном дремала аккуратная старушка: Элеонора Андрюсовна Жвингилене. С того времени, как Балис её видел последний раз, она совсем поседела, как-то ссохлась, ещё больше сморщилась, но, в то же время, не казалась дряхлой и больной.

К скамейке подскочила белоголовая девчушка лет семи с синеньком платьице, розовых гольфах и новеньких беленьких сандаликах. Когда-то Балис купил Кристинке почти такие же. Сейчас ему казалось, что он даже слышит хруст сгибающейся кожи.

— Бабушка, ты спишь?

— Мария? — встрепенулась старушка. — Я задремала.

— А что тебе снилось, бабушка?

— Не помню, Мария.

— Ты всегда так, бабушка, — малышка смешно надула губы и обидчиво хлопнула ресницами. — Помнишь только то, что было давно. А что было вчера — не помнишь.

Элеонора Андрюсовна только улыбнулась.

— Поэтому я и рассказываю тебе сказки.

И девочка сразу позабыла про капризы, бойко стрельнула глазами:

— А сегодня вечером расскажешь?

— Жива буду — обязательно расскажу.

Видимо, это была у старушки постоянной присказкой, потому что Мария в ответ воскликнула:

— Спасибо, бабушка!

Потом чмокнула Элеонору Андрюсовну в щёку, и объявила:

— Я пойду уток покормить.

И девочка умчалась к пруду, в котором, как и во времена Балисовой юности, неспешно плавали очень важные утки. Старушка проводила её любящим взглядом, а потом повернулась к Балису и пояснила:

— Моя правнучка, Мария. Недавно ей исполнилось восемь.

— Просите, — машинально переспросил Гаяускас.

— У неё день рождения третьего июня, в самом начале лета, — по-своему поняла его растерянность Элеонора Андрюсовна.

— Она называет вас бабушкой, — только и смог выдавить офицер. На язык просилась совсем другая фраза: "Как вы меня заметили?", — только вот звучала она уж больно картинно.

— А как ей ещё меня называть?

Господи, да он же стал забывать литовский…