Граница

     У Итана сложилось впечатление, что за Джеффом Кушманом возникла какая-то фигура — крупная, чешуйчатая, с едва различимым лицом, внушавшим животный ужас — и гипнотические глаза Горгоны приказали мальчику подчиниться. Это было последнее, что он собирался сделать. Он ощутил, как другая реальность начинает приближаться к нему, и тогда Итан решил: нет, меня не заберут. Не заберут, я этого не допущу. Я вернусь туда, где был. Он не знал, как сделал это. Он просто знал, где именно должен сражаться, и не собирался позволить кому бы то ни было вывести его из игры, увести его от друзей и от задания, которое никто кроме него не мог выполнить. Итан почувствовал жуткое давление, тянущее его за собой, затягивающее, словно в водоворот или в водопад, чтобы разбить его на кусочки о камни, что располагались внизу. Он снова сказал: нет! Нет, вы меня не заберете... 

И сила его воли — сила воли миров, что стояли за этим человеческим мальчиком, которым он когда-то был — была достаточной, чтобы сломить силу того, что пыталось забрать его. Она оказалась достаточной, чтобы заблокировать портал и сделать все необходимое. Фигура за Джеффом Кушманом начала исчезать, как начала таять и друга реальность, что ожидала впереди. Итан и Кушман вновь оказались в служебном помещении торгового центра с ярким светом и оружием, которое держали солдаты.

     Все произошло так быстро, что Дейв не успел даже завершить свое движение. Для него и остальных все выглядело так, будто тела Итана и Кушмана на секунду растворились почти до состояния теней, а затем снова появились в фокусе и в пространстве. На все ушло не больше пары ударов сердца. Дейв вырвал Итана из рук мужчины и, оттолкнув мальчика прочь, нанес сильный удар прямо в челюсть Джефферсона Джерихо. Это был настоящий удар бывшего вышибалы, в нем поучаствовал каждый напряженный мускул человека, который успел побывать в тысячах драк и поработать каменщиком.

     Жеребец из Теннесси рухнул на пол так тяжело, что большинство из присутствовавших здесь людей, решили, что он умер.

     Но «мертвец» восстал через несколько секунд, сплюнув кровью. Он издал стон, который, казалось, исходил из самых глубин замученной человеческой души. Дейв МакКейн стоял над ним, сжимая кулаки.

     — Лежать, сукин ты сын! Лежать, я сказал! — несмотря на свой приказ, он мечтал, чтобы этот ублюдок хотя бы попытался подняться на колени.

     — Мы уберем эту сволочь отсюда, — сказал майор. — Ты в порядке? — обратился он к мальчику. Итан кивнул в ответ. Флемминг всеми силами удерживал себя от того, чтобы спросить мальчика, где он побывал — или почти побывал. Но глубине души он понимал, что не очень хочет этого знать.

     Оливия притянула Итана к себе и обняла его. В ту же секунду ее собственная плотина стойкости была окончательно прорвана. Все ее горе вышло наружу: потеря Винсента, потеря ее мира, трагичность и бессмысленность этой войны, вечные лишения и вечная борьба, смерть множества близких людей, которых она знала и которыми дорожила. И хотя она понимала, что обнимала мальчика, в котором обитала пугающая потусторонняя сила, ей было все равно. Она нуждалась хоть в ком-то, кого могла бы полюбить и защитить, чтобы окончательно не потерять волю к жизни. Оливия заплакала. Она оплакивала мертвых и живых, тех, кто давно потерял надежду и все дорогое, что у него когда-то было. Она оплакивала погибшие семьи и тех, кто остался нетронутым благодаря удаче, которую можно было счесть проклятьем. Она оплакивала тех, кто так же, как и она, продолжал бороться день за днем, воюя за благословенные картины из глубин своей памяти, которая помогала поддерживать волю к жизни даже самой ужасной ночью, как это делал ее шар «Волшебная Восьмерка». В тот момент Оливии казалось, что она успела оплакать всех умерших учеников школы Итана Гейнса, оплакала каждого человека, который до последнего считал, что все это лишь кошмарный сон — даже когда сгорал в инопланетном синем и красном пламени.

     А еще... Оливия оплакивала мальчика, который не знал своего настоящего имени, поэтому звал себя Итаном Гейнсом. Мальчика, который когда-то был живым, у которого была мать, любившая его, и который теперь оказался наполнен страшной чужеродной силой, что подняла его из мертвых ради выполнения задания, которую лишь эта самая сила могла понять. Он никогда не сможет вернуться к тому, кем он был раньше. Никогда. И никто из выживших не сможет, потому что, даже если война закончится завтра, мир — не компьютер, и его нельзя просто перезапустить.

     Джей Ди положил руки ей на плечи и уткнулся лбом в ее голову. Он хотел бы найти нужные слова, но разве они существовали? Ему хотелось бы, чтобы слезы помогли и ему избавиться от боли, которую он испытывал при каждом воспоминании о последних трех выстрелах, которые произвел в Пантер-Ридж. Джон Дуглас посмотрел на Дейва, потиравшего кулаки, которые едва не выбросили Джефферсона Джерихо из этого умирающего мира.