Граница

     — Форт-Кол-Линс, — ответил Воуп, делая паузы там, где их делать не следовало. — Это Кол-О-Райдо.

     — Что ты знаешь об этом мальчике, которого я должен найти? — ему приходилось то и дело ускоряться, чтобы поспевать за своим спутником и — вне зависимости от того, были враги поблизости или нет — Джефферсон продолжал боязливо осматриваться. — Я продавец, — сказал он, не дождавшись от Воупа ответа. — Я не должен быть здесь! Я не солдат! — голос его звучал требовательно, но ответа не последовало. — Я просто продаю... разные вещи, — продолжал он, отчаянно бормоча себе под нос. — Ты хоть знаешь, что это значит?

     Воуп хранил молчание. Его ни черта не волнует, подумал Джефферсон. Теперь они двигались через новый район, который меньше других пострадал от разрушений: только несколько домов здесь были особенно серьезно разрушено. На некоторых двери и окна были заклеены или заколочены досками. Местами крыши или ступени крылец были сломаны. Так или иначе, для Джефферсона большинство домов здесь казалось гробами. Это был мертвый город, как и многие другие.

     — Стой, — внезапно сказал Воуп, и Джефферсон немедленно подчинился.

     Они стояли перед деревянным домом с номером 1439 с шестью ступенями, ведущими к крыльцу, на котором стояло одинокое кресло-качалка. Окна были разбиты, и глубоко в них проглядывалась темнота.

     — Это случится здесь, — объявил Воуп.

     — Что — случится?

     Горгон в человеческом облике не дал себе труда ответить.

     Секунда лениво проползла мимо. Затем друга. Вдалеке Джефферсон услышал лай собак, затем послышался вой, и он подумал, что сейчас дикие собаки, наверное, могут убить человека с легкостью луча смерти.

     Кресло-качалка двинулось — совсем немного. Оно скрипнуло. И тогда Джефферсон увидел, как на нем что-то материализуется. Это началось, как едва заметное движение пыли в воздухе, а затем сам воздух словно сгустился и стал твердым. Прозвучало тихое шипение... шепот... какой-то металлический звук. Это просто какое-то дерьмо из «Звездного Пути», подумал Джефферсон, когда через три секунды на этом кресле появилось тело. Сначала оно казалось призрачным, форма его лишь намечалась и мерцала, подсвеченная вспышками синей энергии, а затем стало окончательно твердым. Кресло-качалка скрипнуло, качнулось назад и вперед, и мужчина, сидевший в нем, уставился на Джефферсона и Воупа, и его лысина заблестела от пота.

     — Оставьте меня в покое! — прохрипел он. — Пожалуйста... боже... оставьте меня!

     Как только он понял, где находится, его волосатые руки резко отдернулись от ручек кресла и обняли тело.

     — Идем с нами, — скомандовал Воуп.

     — Слушайте... слушайте... Я даже не знаю, где я! Ясно? Я не знаю, кто вы такие! Я... я с места не сдвинусь, ясно?

     — Сдвинешься, — сказал Воуп.

     — Нет, — вновь прибывший протестовал. Однако в следующий миг он вздрогнул, лицо его исказилось от боли, и он схватился за свой затылок. — Пожалуйста... пожалуйста... оставьте меня, — в голосе его зазвучала мольба, в глазах заблестели слезы. — Пожалуйста, не делайте мне больно...

     — Ты сдвинешься, — повторил Воуп ничего не выражающим тоном.

     Мужчина стиснул зубы. Он отчаянно придерживал свой затылок и мотал головой, словно это могло помочь избавиться от боли, которую распространял имплант. Но Джефферсон знал, что это не поможет. За два удара сердца мужчина вскочил и снова мучительно ахнул.

     — Хорошо! Да... остановите это! — он спустился по ступеням, тяжело дыша и всхлипывая. — Боже... Господи, что это за мир? — воскликнул он, и его перепуганные карие глаза изучили окружающее пространство. Он был невысоким мужчиной, рост его составлял около пяти футов и семи дюймов, при этом телосложением обладал грузным и одутловатым. Его тяжелые челюсти заметно подрагивали во время разговора. Под его грязной белой рубашкой угадывался запрятанный в черные брюки рыхлый живот. Кожа при этом казалась дряблой и словно сильно отставала от мышц, что могло было быть следствием голодовки. Или, подумал Джефферсон, Горгоны просто захотели, чтобы он производил такое впечатление. У этого мужчины была борода, поседевшая с возрастом — похоже, ему было уже за сорок. В том, как он говорил, слышался бруклинский акцент... или, по крайней мере, таковым его акцент казался Джефферсону. На ногах у мужчины были черные мягкие кожаные ботинки, по виду которых складывалось впечатление, что они побывали в аду и вернулись обратно, хотя когда-то, по-видимому, считались очень дорогими.

     — Хорошие ботинки, — заметил Джефферсон. — Были когда-то, я имею в виду. Тебе бы найти кроссовки, в них удобнее.

     — Ну да, — мужчина прищурился, фокусируя взгляд на Джефферсоне. — Кто ты? Ты человек?

     — Джефф, — был ответ. — Из Нэшвилля, Теннесси, — решил добавить он. — И да, я человек.