Граница безмолвия

— Пока что знаю только, что возникла идея наладить воздушный мост с Японией, используя при этом секретные авиабазы на территории Советского Союза, в южной его части, и на территории Монголии. Подробности этого плана еще только подлежат обсуждению.

— В южной части? — недоверчиво покачал головой Кротов. — Где нет ни тайги, ни безлюдной тундры? Это уже авантюра.

— А создание секретной базы «Северный призрак» в каких-нибудь двухстах километрах от Архангельска — по-вашему, не авантюра?

6

Искрошив одну из тех больших льдин, что преграждали путь к бухте, ледокол медленно, чуть было не упершись в прибрежную скалу, развернулся и, прощально поприветствовав гудками всех на этой дальней, оторванной от мира сущих, заставе, неспешно «побрел» по ледовым полям и полыньям к дрейфующему каравану.

И вообще, начальнику заставы показалось, что ни он, ни суда каравана не торопятся. Их командиры словно бы умышленно затягивали это безмятежное арктическое плавание, радуясь каждому часу, проведенному вне досягаемости войны.

— Вы могли бы сообщить в штаб флота о том, что мы, то есть 202-я застава, остались без рации, без связи?! — прокричал Загревский, вновь увидев на палубе капитан-лейтенанта Волкова.

— Это несложно. Доложим.

— Пусть они, в свою очередь, уведомят об этом штаб пограничного округа! Очевидно, нам понадобится новая рация.

— Новая рация? Понял! Больше ничего? Никаких ЧП?

— Ничего, кроме появления германского самолета, о котором вы уже знаете. А так — все здоровы. Потерь нет.

— Через два часа очередной сеанс связи! Во время него и сообщу! — ответил с помощью рупора командир «Смелого»,

В знак признательности Загревский отсалютовал морякам красной ракетой и направил бот к причалу. К счастью, в бухте льда не было, если, конечно, не считать небольшие льдинки да островки какого-то ледово-снежного крошева.

Почти все бойцы заставы во главе с политруком Ласевичем встречали «островитян» с таким восторгом, словно они прибыли не с Фактории, а с далекой полярной зимовки и теперь претендуют на славу челюскинцев.

«Интересно, как вы «порадуетесь», узнав, что мы привезли вам сообщение о войне?» — с каким-то трудно объяснимым злорадством подумалось Ордашу, пока они с Загревским все еще оставались на баркасе. И вдруг, ужаснувшись этой мысли, он вполголоса проговорил:

— Не сообщайте им пока что о войне, товарищ старший лейтенант. Вообще ни слова о ней.

— То есть как это — не сообщать?! — не понял его старший лейтенант, наблюдая, как бот преодолевает последние дюймы.

— Посмотрите, как они радуются нашему возвращению. Стоит ли портить им праздник?

— Какой еще, к дьяволу, праздник?! — ошарашенно посмотрел на него офицер.

— Возможно, я не так выразился, — стушевался старшина. — Но…пустъ еще хотя бы один день проживут', не зная о войне. Еще один день… в душе и сознании — без войны. Счастливыми людьми — на ничего не ведающей полярной заставе. Жаль только, что нам с вами этого уже не дано.

Загревский вопросительно взглянул в сторону удалявшегося ледокола, словно хотел посоветоваться с его командиром.

— Но ты понимаешь, старшина, что это сокрытие информации государственного значения? Вместо того, чтобы тотчас же объявить тревогу, мы с тобой…

— Ну, объявим тревогу, построим бойцов, что дальше? Прикажем быть в повышенной боевой готовности? Так ведь застава всегда должна быть в повышенной… Это норма ее существования. Если не так, нас, командиров, следует отдать под трибунал.

Начальник заставы задумчиво почесал указательным пальцем за правым ухом, как делал всегда, когда требовалось принимать ответственное решение, и согласился, что Ордаш прав. Но тут же предупредил, что ему еще следует подумать.

Основная часть бойцов находилась на вершине прибрежного утеса и слышать их разговор не могла. Да и те несколько пограничников, которые спустились вниз, чтобы помочь затащить бот на его крытую стоянку, не очень-то прислушивались к их словам.

— И все же, с моей стороны, это будет преступлением, — вновь предался сомнениям старший лейтенант. — Как начальник заставы я, зная о том, что идет война…

— Разве мы с вами получили официальное сообщение? Поди знай: может, то, о чем говорил капитан-лейтенант, на самом деле не война, а все-таки пограничный конфликт?

— Вот это уже более весомый аргумент, — просветлело лицо Загревского. — Действительно, вдруг это всего лишь пограничный инцидент, а мы начали сеять панику среди солдат?

— …Или крупная военная провокация, — поддержал его старшина. — Пусть и затянувшаяся. Давайте сообщим о ней завтра, после побудки. Что изменится от того, что бойцы узнают о войне не сегодня? Фронт отсюда за тысячу километров. И в бой им завтра не идти.

— Да, товарища начальник, — вдруг пришел им обоим на помощь ефрейтор Оленев, о существовании которого командиры на какое-то время попросту забыли. — Не надо говорить про война. Мы радуемся, младший лейтенант радуется, все радуются, да… Пьем спирт, едим привезенный нами оленина. Никаких врагов нет, однако.