История была такая. Лет пять тому назад, во время фестиваля в Каннах, Кэт стало очень скучно на какой-то вечеринке — или приеме? (Для меня разница между этими мероприятиями несущественна.) И вдруг к ней ловко присоединился приличный незаметный молодой человек лет двадцати пяти. Он утверждал, что уже имел честь однажды быть ей представленным, что их знакомила некая герцогиня в некоем замке. Кэт знала герцогиню, знала замок, но молодого человека припомнить не смогла. Однако он действительно знал имя, под которым Кэт обычно куролесила в Европе, напомнил ей свое — Альбер де Шамбор (вот так! Что называется: хотите верьте…).
А главное, развлек ее каскадом умных, острых и неизбитых замечаний по поводу происходившего вокруг. Кэт поболтала с ним, получила от беседы удовольствие, как от американских горок. Было в нем что-то завораживающе опасное, но это ей больше всего и понравилось.
Альбер стал следовать за ней как тень и скоро начал не столько говорить, сколько расспрашивать, причем давал понять, что ему кое-что о ней известно.
— Но что он мог обо мне знать? — беспечно заявила Кэт. — Я морочила ему голову, сочиняла небылицы о своей родословной, о дедушкиных копях и бабушкиных поклонниках. Он ахал и всему как будто верил. Или не верил, а показывал мне, что понимает: это у нас игра, и он от нее в восторге.
И вот однажды Кэт начала рассказывать ему сказки про волшебную страну Иллирию и про бессмертных вил (я едва не застонал, услышав это).
— Он сказал, что фольклор южных славян ему чрезвычайно интересен, и даже стал записывать мои рассказы. Сказал, что хочет их опубликовать, спрашивал, как звали нянюшку, которая мне все это рассказывала, и сколько ей было лет.
Кэт надолго исчезала из поля зрения родовитого бизнесмена, и он стал уговариваться с ней о встречах.
— Вот, собственно, и все, — сказала Кэт растерянно.
— Положим, самое интересное ты мне не рассказала.
— Спрашивай. Я не знаю, что тебе еще рассказывать.
— Он как-то изменился за пять лет?
— Да, постарел, пожалуй. На лбу появились залысины. Он много работает.
— А твоим возрастом он не интересовался?
— Нет. Это же неприлично! И потом, дамы в обществе умеют выглядеть отлично и в сорок лет, и в пятьдесят.
— Отлично — да. Но девочкой… Хотя, конечно, я тут не специалист. Скажи, но если вы давно знакомы, почему ты не знаешь, кто он тебе? Он делал предложение?
— Нет. Не совсем. Он предлагал взглянуть ему в глаза.
— А ты ему и про глаза рассказывала?
Кэт смутилась и стала оправдываться:
— Ну, а что тут такого? У нас везде рассказывают эти сказки.
— Нет, не везде. Я выслушал тут сотни сказок, когда болтался с Тонио по посиделкам, но про глаза мне никто не сказал. По-моему, это секретная информация.
— Да все равно! Если он суженый, то уж так тому и быть, а если нет, то он не опасен.
— Я в этом не уверен. Вилы поддаются гипнозу, ты не знаешь?
— Никогда не слышала.
— Но ты не захотела посмотреть ему в глаза?
— Нет.
— Почему?
— Он очень настаивал, а я не люблю, когда на меня давят. И потом… я не хочу, чтобы он был моим суженым.
— Ну и пошли его подальше!
— Легко тебе говорить! А если это все-таки он?
— Но если ты не хочешь, чтобы это был он, значит, ты его не любишь, он тебе чем-то неприятен, и это точно не твой суженый.
— Да ничего это не значит! — сказала Кэт с усталой горечью. — Я же люблю чужого суженого, значит, вполне могу не любить своего. А потом меня, очевидно, отпустит это безумие. С чем я тогда останусь?
— Бедный мой братишка, — сказал я, — что-то тут не так…
— Тут все не так, — кивнула она безучастно. — Когда я вижу эти его лысины, да еще вспоминаю, что у других растет на голове… (Она покосилась на меня, то ли оценивая шевелюру, то ли ища сочувствия).
— Пять лет для человека очень много, — решил я чуть переместить акценты. — Его бы тоже надо пожалеть и отпустить на все четыре стороны, если он точно ни при чем. Ведь он совсем состарится, пока ты будешь сомневаться.
— И облысеет, — вздохнула Кэт. — Богатый человек, мог бы и полечиться как-то.
— Если ты ему скажешь что-нибудь подобное, он никогда тебе этого не простит. Знаешь, что надо сделать? Пригласи его приехать морем. Официально, по всем правилам, письменно, чинно. Пусть пройдет морскую границу, а «летучие голландцы» скажут нам, друг он или враг. У тебя есть его адрес?
— Есть.
— А ты не проверяла, что это за дом?
— Дон Пабло для меня однажды проверял. Сказал, что это частное владение в горах — поместье и какое-то очень секретное предприятие. Все охраняется так, что не подступишься. Но Альбер мне так и говорил, что у него имение в горах и что он занят сверхсекретным производством.
— Его поместье далеко от нашей границы?
— Любые горы близко от нашей границы. Ты же знаешь. Так думаешь, мне нужно посмотреть ему в глаза?
— Наоборот. Думаю, это опасно. Похоже, он нашел какой-то способ морочить тебе голову.
— С чего ты взял? — вскинулась Кэт. — Может быть, он просто любит меня преданно и верно?
— Он согласится приехать морем?
— Вряд ли. Он знает про «голландцев».