— Да, как в «Острове сокровищ»: Эйадема принес ему черную метку с надписью «низложен», — с усмешкой ответил советник. — А выгнав Грюницкого, объявил себя президентом, вернул Тоголезию под полное влияние Франции и с тех пор так и правит страной. И правит жестко, грубо, держа народ в полном подчинении и часто отправляя своих политических противников туда, откуда не возвращаются.
— Но если он, как вы сказали, он так жестко правит страной, значит, он диктатор и душит демократию, и его надо убрать?!
— Диктатор. Но убрать… Это так просто не делается. Тут нужны очень веские причины и результат должен оказаться таким, чтобы никто и не вспомнил, что он как-никак был все-таки законным правителем.
— Каким таким законным?!! Если сам он пришел к власти в результате переворота? — возмутился Абрамс.
— Таким, — спокойно ответил Дуглас, — два года назад он разрешил-таки деятельность политических партий, к выборам допустил других кандидатов и даже новую Конституцию принял. А недавно, чтобы поиграть в демократию, даже провел выборы. И, разумеется, победил, никто в этом и не сомневался. Конечно, выборы были просто спектаклем — заигрыванием перед Европой. И все страны эти выборы осудили. Но за все время правления, благодаря поддержке Франции, он создал самую боеспособную армию в Центральной Африке, которая целиком на его стороне. Поэтому никакие демократические силы в одиночку не смогут снести его, пока он устраивает своих патронов на Елисейских полях.
Дуглас замолчал. Абрамс тоже. Молчание затянулось. Мысли лейтенанта метались, голова была готова взорваться от вариантов спасения, которые он сразу же отметал один за другим, как невыполнимые. Дуглас решил дать лейтенанту время, чтобы та информация, которую он выдал, смогла уместиться у того в голове. Чем дольше длилась тишина, тем беспомощнее становился взгляд Абрамса, тем больше он сутулился, походя уже не на бравого военного, а на потерявшего жизненные соки старичка. Дуглас искоса наблюдал за ним, стараясь понять, насколько можно доверить ему тот план, который он уже продумал, и оставалось лишь обсудить детали. На лейтенанта было жалко смотреть, но советник не торопился нарушать тишину, стараясь усилить трагичность паузы в разговоре. Наконец, лейтенант заговорил:
— Но сэр, неужели не найдется никакого дипломатического решения? Ведь что-то может быть, должно быть? — тут же исправился он.
— Нет, только не в этом случае. Мы можем говорить о состоянии аффекта, о необходимой обороне, о том, что он гражданин Соединенных Штатов, но их аргументы будут сильнее наших: нанесение тяжких телесных повреждений лицам, находящимся при исполнении служебных обязанностей, сопротивление при аресте, не говоря уже о нанесении экономического ущерба владельцу бара. Одну только бутылку Джека бармен оценил в миллион франков — будто бы Сильванус Олимпио пил виски из этой бутылки после избрания его президентом в шестьдесят первом году и с тех пор она стояла у него, как память. Врет, конечно. Тем не менее, погром в баре твой сержант устроил знатный. А все вместе, и, тем более, срыв операции по захвату банды международных террористов, перекрывает все наши карты. Всего этого много, слишком много.
Он немного помолчал. Потом продолжил, испытующе глядя на лейтенанта:
— И очень долго придется встречаться, вести переговоры, ходить на заседания судов. Одной бумаги изведешь тонну, а времени — так вообще без счету. А его-то как раз у нас и нет. А лягушатники настолько заинтересованы в продолжении работы своего агента, что даже готовы поделиться с нами своим богатством — ресурсами своей колонии, и это, заметь, не разовая акция, а постоянное присутствие нашего бизнеса в стране, полностью находящейся в зоне французского капитала. Поэтому Дефендеру светит только одно — африканская тюрьма, ведь ради такого куска, как добыча таких необходимых нашей стране ресурсов, про одного человека, не являющего каким либо публичным лицом, можно и забыть.
Дуглас снова замолчал и стал наполнять стаканы холодной минералкой. Протянув один лейтенанту, он вкрадчиво сказал:
— Нет, парень, мы будем действовать по-другому.
Изменившийся тон голоса Дугласа благоприятно подействовал на Абрамса — лейтенант посмотрел на советника так, как собака смотрит на своего хозяина, прячущего за спиной котлету:
— Вы что-то придумали, сэр?
Советник вместо ответа приподнял стакан жестом, означающим тост, и выпил его до дна. Потом, подождав, пока лейтенант допьет воду, ответил:
— Да, есть кое-какие мысли. Но скажи мне вот что: как ты смотришь на то, чтобы провести маленькую диверсионную операцию?