Гражданин преисподней

— Она ж меня на волю и вывела. Славная баба. Я ее по дороге уже два раза отдрючил, — заржал Юрок. — В знак признательности, так сказать. Вот и приданое ее! — Он сбросил с плеча увесистый узел.

Феодосия натянуто улыбалась, однако от прежней ее вальяжности не осталось и следа. Не по ней была эта компания. Эх, заманили жирную овечку в волчью стаю!

За благополучное возвращение Юрка тут же наполнили кружки. Всеобщее веселье не разделяли только Венедим, заранее поставивший крест на своей жизни, да Кузьма, вдруг утративший аппетит.

Ничто теперь не защищало его от произвола темнушников. Знал он повадки этого племени — если напьются до озверения, то могут порешить уже сегодня. Им своего брата растерзать не жалко, а уж чужака — с превеликим удовольствием.

Опорожнив три кружки подряд, Юрок развинченной походкой направился к пленникам. Эмоции просто переполняли его и рвались наружу, как пар из чайника. Рожа у героя дня кривилась, а глаза горели скрытым бешенством.

— Что приуныли, тараканы запечные? — процедил он сквозь зубы. — Кого хотели купить по дешевке? Да я за каждый час, проведенный в той вонючей конуре, по кружке крови из вас выпью! Я вам эту прогулочку живо прекращу! Дальше на карачках поползете!

Оправдываться, а тем более огрызаться было бессмысленно. Юрок, наверное, только и ждал повода для начала расправы. Оставалось только смирно сидеть и, уставившись в пол, выслушивать грязные оскорбления.

Выручил их Леня Черпак, позвавший распоясавшегося Юрка к себе.

— Ты мужиков зря задеваешь, — сказал он при этом. — Они тебе ничего не должны. Сам ведь в заложники напросился.

— А я без риска не могу! — Юрок гоголем прошелся вокруг Феодосии. — Видишь, какую маруху отхватил? Хочешь, я тебе ее подарю?

— Зачем? — хмыкнул Леня. — Ты еще в щелку за голыми сестренками подглядывал, а я ее уже вдоль и поперек знал. Правда, Дуська? Только девкой она была надежной и исполнительной, а бабой став — обнаглела. Тебе кто из обители Света позволил уйти?

— А как же… Я вашего человека спасала, — растерялась Феодосия. — Игумен его велел в железа заковать.

— Ну и хрен с ним! — Для пущей убедительности Леня махнул на Юрка рукой. — Такого добра кила-того у нас навалом! А ты среди светляков одна была. Мы и ушей, и глаз своих сразу лишились! Ты хоть понимаешь это, гусыня раскормленная?

— Ленечка, прости, — взмолилась Феодосия. — Подозревать меня стали! Игумен в поломойки хотел назначить, а вон тот малохольный, — она пальцем указала на Венедима, — проходу не давал. За каждым шагом следил. Еще бы чуть-чуть, и я бы пропала.

— Ты все равно пропала. — Леня демонстративно отвернулся. — Нет над тобой моей защиты. Живи как хочешь.

Темнушники от восторга даже взвыли. Ошарашенная таким поворотом событий, Феодосия и слезу пустить не успела, как ее узел оказался выпотрошенным. Добычей темнушников стали не только богатые женские уборы, но и серебряные подсвечники, дорогие оклады икон, позолоченные напрестольные кресты.

— Всю ризницу разорила, блудница вавилонская. — Венедим аж затрясся. — Неужто подобное святотатство сойдет ей с рук!

— Вряд ли, — рассудительно произнес Кузьма, за последнее время весьма поохладевший к Феодосии. — Накажут ее. Обязательно. Не Бог, так бесенята.

Леня Черпак по-прежнему демонстрировал полное равнодушие ко всему происходящему вокруг Феодосии, зато ее взял под защиту Юрок Хобот — не бескорыстно, конечно. Такую бабу можно было не только для собственных нужд приспособить, но и выгодно обменять потом на какую-нибудь стоящую вещь.

По первому его требованию, подкрепленному серией увесистых зуботычин, грабеж прекратился (с самой Феодосии успели сорвать только златотканое покрывало да кое-что из верхней одежды).

Впрочем, Юрок был не дурак и понимал, что сохранить при себе столь лакомый кусок можно только ценой некоторых уступок (пригоршней крошек, если придерживаться предыдущей аналогии). Почти сразу начался жаркий торг, достойный невольничьих рынков древности, верх в котором одержал уже немолодой, но весьма горячий «зубр», багроволицый от переполнявшей его дурной крови. По обычаям темнушников все должно было происходить прямо на глазах у общества среди объедков и потеков мочи.

Нетерпеливый темнушник, запутавшийся в юбках Феодосии, уже хотел было распороть их ножом, но ему помешали — зачем зря губить добро?

Трудился счастливец долго и добросовестно, под конец даже икать начал, а дело свое завершил прямо-таки лошадиным ржанием. Для могучей и многоопытной Феодосии все это было лишь щекоткой, но к ней подбирался уже новый кавалер. А ведь если меры не знать, то защекотать можно и до смерти.

Пока происходили эти скотские игры, Леня Черпак подсел поближе к Кузьме. На Венедима он смотрел как на пустое место, и чувствовалось, что судьба несчастного светляка уже решена — если и жив останется, то в обитель Света никогда больше не вернется.

— Ты, Индикоплав, духом-то не падай, — ухмыльнулся темнушник. — Зла тебе никто не желает. А на всякие мелкие наскоки внимания не обращай. Публика у нас сам знаешь какая…

— Хоть сказали бы, зачем я вам нужен? — взмолился Кузьма.