Гражданин тьмы

Петрозванов тянул время, косясь на монгола. Этот, безусловно, самый опасный. Но и те двое, сзади, тоже не подарок. Ситуация совершенно проигрышная, а виноватых нет.

— Сейчас ничем не могу помочь, — Петрозванов незаметно сдвинулся с места, — но при взаимном уважении можем договориться. На определенных условиях…

Он не успел договорить и не успел поставить блок. Непонятно, какой знак подал бородач, но на затылок обрушилась будто чугунная гиря и монгол одновременно засветил каблуком в пах. Счет пошел на мгновения, и Петрозванов постарался использовать их с толком, пока не вырубился. Он сделал то, чего они не ждали. Не повернулся назад и не напал на монгола, а обрушился грудью на стол, ухватил бородатого за уши и едва не вывернул башку из грудной клетки, но ему не дали довести прием до победного конца. Показалось, на мгновение вознесся в воздух, воспарил и тут же растянулся на полу, расплющенный стопудовой плитой.

Когда очнулся, обнаружил себя сидящим у стены со спеленатыми руками и ногами. По всей видимости, времени прошло немного: бородач еще жалобно скулил, пытаясь вытянуть шею. Теперь он выглядел безмерно опечаленным чем-то. Монгол массажировал ему позвоночник, а один из бойцов с сосредоточенным видом наполнял шприц из белого пузырька.

— Эй! — позвал Петрозванов, радуясь, что язык повинуется. — Мы так не договаривались. Вы что, хлопцы, чокнутые, что ли?

Бородач зафиксировал, на нем удрученный взгляд:

— Все, старлей, доигрался. Теперь тебя никто не спасет. Пожалеешь, что родился. Давай, Митяй, коли.

— Слушаюсь, босс. — Боец подступил к нему со шприцем, задрал рукав.

— Сыворотка правды? — уважительно уточнил Петрозванов.

— Она самая, — ответил бородач, — Сейчас распоешься как миленький.

С первого раза фельдшер в вену не попал и со второго тоже. Петрозванов делал неуловимые перекатывающие движения кистью. Тот позвал товарища на помощь. — Закрепи руку. Озорует, сволочь.

— Зря лекарство переводите, — прогудел Петрозванов. — Если бы я чего знал, и так бы сказал.

— Для всех было бы лучше, — заметил бородач. Следующие слова Петрозванов услышал уже через блаженную одурь наркотика. Горячая волна, словно огненный ток, прокатилась по телу, сердце гулко забилось, мозг зажил самостоятельной веселой жизнью. В «Варане» проводили тренировки на противостояние подобным препаратам, но теоретические. Практическим приемам его учил Сидоркин, который знал много полезных вещей неизвестно откуда. Первым делом следовало сосредоточить сознание на каком-то конкретном образе, ухватиться за него, как за дерево, и не отпускать, пока не иссякнет воздействие наркотической волны. Он не придумал ничего лучше, как вызвать в воображении снежно-белые груди прекрасной Элины, к которой нынче собирался попасть, и приникнуть к ним губами. Образ удался впечатляющим и ярким: мужское естество отреагировало мгновенной судорогой. На губы слетела мечтательная улыбка.

— Поплыл, стервец, — произнес голос над ним. — Можно приступать, босс.

Бородач озабоченно спросил:

— Не перестарался, Митяй? Что-то больно много вкатил.

— Не беспокойтесь, Денис Иванович. Минут десять продержится.

Лиц Петрозванов не различал, все дымилось вокруг, кроме Элиных грудей, но звуки доносились громко, крупно, отчетливо, вливались в уши будто через динамик.

— Как твоя фамилия? — услышал вопрос, обращенный к себе; при этом из вязкого дыма как изображение, прорвавшее помехи, вынырнули два тусклых глаза и губа, напоминающая мохнатую бородавочку.

— Петрозванов Сергей Вадимович, — отозвался охотно, с желанием сделать приятное допытчику.

— Звание?

— Старший лейтенант.

— В каком подразделении служишь?

— Опергруппа «Сигма», особый отдел.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать шесть.

— В каком году родился Эйзенхауэр?

— В одна тысяча восемьсот семьдесят первом. Наступила пауза, во время которой прекрасная Элина попыталась отнять грудь, и Петрозванов резко сжал зубы, почувствовав горьковато-сладкий привкус во рту.

— А ну не балуй! — одернул незнакомый голос, и тяжелая рука отвесила ему подзатыльник. Бородатый продолжил допрос.

— Кто твой лучший друг?

— Антон Сидоркин, кто же еще? Это все знают.

— Давно его видел?

Петрозванов напрягся, вспоминая. Самое страшное, непростительное — огорчить бородатого неверным ответом.

— Шесть дней назад. Или восемь. Простите, точно не помню.

— Какая с ним связь?

Петрозванов ощутил, что приближается момент истины. Крепче ухватился за бока Элины, нырнул носом в теплую ароматную белизну.

— Отвечай, собака! Какая связь?

— Не серчайте, добрый господин… Он сам звонит по необходимости.

— Где он сейчас?

Петрозванов испытал толчок несказанного горя оттого, что приготовился соврать.

— В Европе, — отозвался едва слышно.

— Врешь, сучонок! Как он может быть в Европе, если мы знаем, что он в Москве? Говори правду, только правду. Повторяю вопрос. Где прячется Сидоркин?!

— Он не прячется. — Петрозванов заплакал, ощущая, как тело Элины сжимается, уменьшается, иссякает, превращаясь в шерстяной клубок. — Он всегда на виду. Кого хотите спросите. Я не вру. Я никогда не вру, добрый господин…