Свои взгляды Серрано изложил десять лет спустя, когда был опозорен и отставлен от дел. Новое государство, которого никогда ранее не существовало и которое он с таким воодушевлением описывал своему родственнику, конечно же «отвечало понятию авторитарного, уникального типа современного государства, которое соответствует сложившимся обстоятельствам. Единственная форма организации общества, которая может взять на себя задачу переобучения и реорганизации, необходимых для политической жизни в Испании. Может, своей внешней формой это государство и будет напоминать режимы, уже принятые другими людьми, но принципы, скрытые этими формами, и дух, которому они подчиняются, меняются от человека к человеку. Как в тоталитарной России, тут может быть кардинальное расхождение между государством и его подданными. Форма может, как в случае с Германией, иметь аморальный характер. Но в то же время у нас нет ничего общего с этими доктринами. Наши взгляды исходят из национальной традиции и конфессиональной веры. Мы отрицаем политический релятивизм и политический агностицизм. За этими пределами остается обширное поле для сомнений и дискуссий, есть неизменные истины и убеждения, из которых состоит политическая жизнь и которые ограничивают действия правительства. Есть великие и неизменные принципы, которые влияют на вопрос, «быть или не быть» стране и всему цивилизованному обществу». Таковы были идеи человека, который среди разрозненных групп королевских генералов, обожателей Германии и Италии, епископов и старых политиков, был совестью националистской Испании во время Гражданской войны.
Фаупель и итальянский генерал Роатта встретились, чтобы обсудить развитие событий. Роатта считал, что, пока Германия и Италия не вмешаются, чтобы оказать решительное воздействие на ход операций и на все испанское общество, войну выиграть не удастся. К тому времени Фаупель передал Франко переложение для Испании немецких законов о труде. Он дал ему понять, что надо начинать социальное законодательство, и предложил в его распоряжение «социальных экспертов». Данци, представлявший в Испании итальянских фашистов, вручил Франко набросок конституции для Испании, сделанный по итальянской модели. Но генералиссимус не обратил внимания ни на Фаупеля, ни на Данци. Серрано добавил, что и эти предложения, и их вдохновители (особенно нацистская группа при немецком посольстве) могли быть приняты более благожелательно, если бы они взяли на себя труд перевести свои слова на испанский язык.
Между тем 20 апреля в Бискайе началось новое наступление националистов. Когда артиллерийская и авиационная подготовка прекратились и баски на передовой линии стали подниматься из глубоких окопов, в тылу у себя они услышали пулеметные очереди. И снова, как при Очандиано, раздались крики: «Мы отрезаны!» Многие из защитников отступили, пока еще у них была такая возможность. Перед деревней Эльгета между холмов Инчорты были выкопаны глубокие надежные траншеи. Закрепившись в них, баски под командованием майора Белдаррана успешно отразили атаку. Но к тому времени два батальона CNT покинули линию фронта, скорее всего, чтобы путем такого шантажа побудить басков предоставить им места в правительстве. Это дезертирство привело к разгрому. Все командование басков мечтало лишь о том, чтобы успеть отступить к окопам «железного кольца». Непрестанные бомбардировки блокировали дороги, передвигаться по которым стало невозможно. Генеральный штаб в Бильбао проявил слабость и расхлябанность, которые вызвали обвинения в предательстве. К 24 апреля все высоты в этой части фронта, на которые шло наступление, пали под натиском генерала националистов Гарсиа Валиньо. Белдаррану пришлось отступить со своих хорошо укрепленных позиций у Эльгеты. Воцарилась атмосфера хаоса. Артиллерия не знала, по каким целям вести огонь. Траншеи постепенно пустели. Через шесть дней после возобновления наступления Молы полное поражение басков стало неизбежным.
1
Рассказ об этом происшествии будет трудно понять, если не знать, что английский торговый флот осуществлял большую часть поставок в Испанию и из нее. Британский экспорт в Испанию резко сократился в 1937 году: вывоз угля на 37 процентов, станков и машин на 90 процентов, автомобилей на 95 процентов, столовых приборов на 90 процентов (данные по всей Испании, поскольку в статистических данных Торговой палаты одна Испания не отделялась от другой). Тем не менее импорт из Соединенного Королевства возрос, особенно орехов и картофеля.2
Эти дебаты то и дело прерывались призывами к порядку, криками «долой!» и прочими нарушениями.