Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

На первых порах французское правительство из-за финансовых соображений²

отказывалось разрешить доступ беженцев. Вместо этого оно предложило организовать нейтральную зону на испанской стороне границы, в которой беженцы могли бы получать иностранную помощь. Тем не менее националисты отвергли это предложение. И французское правительство неохотно согласилось открыть границу, хотя сначала разрешило переход через нее только гражданским лицам и раненым. На этих условиях первые беженцы пересекли пограничную линию в ночь на 28 января. В течение этого дня во Франции оказалось 15 000 человек. К первой неделе февраля стало ясно, что отступающая республиканская армия не хочет и не может сопротивляться наступлению националистов. Франция оказалась перед выбором: то ли принять к себе солдат, то ли силой останавливать их на границе. 5 февраля французское правительство все же решило принять и армейские части на условии разоружения. И к 10 000 раненым, 170 000 женщинам и детям и 60 000 гражданским лицам, которые пересекли границу с 28 января, добавились 250 000 солдат республиканской армии, с 5-го по 10 февраля ушедших во Францию.

Пограничная полоса стала местом трагедии. Беженцы были измучены голодом и усталостью. Их одежда отсырела от дождей и снега. Но никто не жаловался. Пусть и раздавленные трагедией, испанские республиканцы держались прямо и с достоинством. Дети несли с собой поломанные игрушки, голову куклы или дырявый мячик, символы потерянного ими счастливого детства. Сколько смеха, сколько счастья было на границе! И какое разочарование ждало их на другой стороне!

Большой лагерь в Ле-Булу стал фильтрационным центром. Хотя большинство женщин и детей вместе с ранеными солдатами спешно перебросили в другие районы Франции, здесь не было даже элементарных укрытий. Семьям, которые держались вместе даже в суматохе бегства, приходилось разлучаться. Для размещения остатков республиканской армии создали большие лагеря в Аржелесе, в Сент-Сиприене и четыре поменьше рядом с ними. Они представляли собой открытые пространства среди песчаных дюн на берегу моря, обнесенные колючей проволкой. Люди, как животные, рыли норы в земле, чтобы найти в них укрытия. Всего было создано пятнадцать таких лагерей, охраняемых сенегальцами. Некоторые беженцы, пересекавшие границу, имели при себе горсть земли из родной деревни. У одного из них гвардеец с силой разжал стиснутые пальцы и брезгливо выкинул горсть испанской земли во французскую канаву.

Первые десять дней существования лагерей в них почти не было воды и пищи, и раненые, которых дотащили сюда товарищи, оставались без присмотра. Среди них был поэт Мачадо, который вскоре умер, но не от ран, а от душевной травмы. Пищу позднее подвезли, но в лагерях так и не было создано ни нормальных условий, ни укрытий. Французское правительство подвергалось яростной критике, но ему приходилось прилагать поистине геркулесовы усилия, чтобы за столь короткое время принять почти 400 000 беженцев. В то же время стало ясно, что таким обращением с беженцами французское правительство надеялось заставить многих из них вернуться на милость генерала Франко. Люди, с удобствами обитавшие в Америке или Англии, тоже проявляли бессердечность. Например, издатель «Нью-Йорк таймс» потребовал от Герберта Мэттью, чтобы тот не слал в газету эмоциональные репортажи об условиях жизни в лагерях. Говорилось, что на содержание одного беженца уходит до 15 франков в день, а на раненого – 60 франков. В начале февраля французское правительство выделило на эти цели 30 миллионов франков. В то же время оно просило и другие правительства разделить с ним эту ношу. Бельгия согласилась принять 2–3 тысячи испанских детей, но Россия и Англия на первых порах вообще отказались от приема беженцев. Позже Британия решилась принять к себе ограниченное число лиц из руководящего состава. Россия предоставила в помощь беженцам 28 000 фунтов стерлингов, а Англия выделила Красному Кресту для работы в лагерях 50 000 фунтов³.