Гражданская война в Испании. 1931-1939 гг.

Тем не менее военный мятеж Молы в апреле не состоялся. План целиком зависел от генерала Родригеса дель Баррио, генерального инспектора армии. В последний момент тот испугался и сказался больным. Предполагалось, что генерал Оргас вместе с отрядом гражданской гвардии будет ждать сигнала в дружественном итальянском посольстве. Но и это, и другие шаги были по телефону отменены генералом Варелой. И в самом деле, в апреле ни карлисты, ни фаланга еще не были готовы в полной мере сотрудничать с Молой. Политические лидеры карлистов продолжали в Лиссабоне вести переговоры с генералом Санхурхо о будущем Испании после переворота. На первых порах Фаль Конде предлагал просто распустить все политические партии и организовать правительство всего из трех человек – Санхурхо станет президентом и ответственным за вопросы обороны; будут еще министр образования и министр промышленности¹⁵

. И пока все эти политические цели обсуждались при посредстве тайных курьеров, к тактическому плану операций добавлялись все новые детали. В Мадриде Кальво Сотело носился от «Палас-отеля» до «Ритца» и по частным домам, договариваясь с финансистами. Но что происходило с фалангой? Партия, занятая покушениями и уличными драками, получила секретную директиву, предупреждающую против объединения сил с военными заговорщиками: «Мы не будем ни авангардом, ни штурмовым отрядом, ни бесценным союзником никакого смешанного реакционного движения»

¹⁶

. Смелые слова, и они точно выражали подлинные взгляды тех старых фалангистов, которые участвовали в уличных стычках еще с 1931 года. Но к тому времени их голоса стихли. Вне всяких сомнений, фаланга не могла остаться в стороне от событий, которые последуют вслед за мятежом военных.

1 мая по всей Испании прошли традиционные демонстрации рабочих. Им сопутствовали общие забастовки, к которым во многих городах призвала CNT. По бульварам крупных городов прошли шествия теперь объединившейся социалистической и коммунистической молодежи, которые напоминали зародыш Красной армии. Звуки «Интернационала» или же какой-нибудь из прекрасных песен, рожденных во время боев в Астурии, – например, «Первое мая» или «Молодая гвардия», встречались вскинутыми сжатыми кулаками. Огромные портреты Ларго Кабальеро, Сталина и Ленина, подобно знаменам, плыли по бульвару Кастельяно в Мадриде, с изящных балконов которого, полная восторженного ужаса, смотрела буржуазия, представлявшая Испанию Карла V. Конечно же это не должно продолжаться вечно. Через четыре дня из своей тюрьмы Хосе Антонио (который всегда любил Санхурхо, поскольку тот дружил с его отцом) обратился с открытым письмом к испанским солдатам, призывая их положить конец всем нападкам на «священную сущность Испании». «Последним средством спасения, – добавил он, – как говорил Шпенглер, всегда будет взвод солдат, который и спасет цивилизацию». Ушли в прошлое те дни, когда Хосе Антонио утверждал, что нет ничего бесполезнее солдата, что у них всех цыплячьи сердца и самый большой трус – это Франко. Но все же фаланга не стала неотъемлемой частью военного заговора. Май еще не подошел к концу, когда Хосе Антонио заметил, что он во всем согласен с речью Прието.