В стороне от анархистов и PSUC стоял POUM, полутроцкистская партия, главным образом из бывших каталонских коммунистов. Она значительно выросла с начала войны. Многие вошли в нее, считая, что партия эта противостоит и недисциплинированности анархистов и жесткости PSUC. Иностранцы, проживавшие в Барселоне, вступали в POUM из-за романтических убеждений, считая, что эта партия в самом деле воплощает великую мечту об Утопии. Доктор Боркенау отметил, что в среде этих политэмигрантов царила атмосфера политического энтузиазма; они откровенно радовались приключениям, которые несет с собой война, с облегчением чувствовали, что серые и грустные годы изгнания позади, и безоговорочно верили в «полный успех» республиканцев. И POUM, чья новая штаб-квартира расположилась в отеле «Фалькон» на Рамблас, сосредоточил усилия на том, чтобы его незнакомое имя стало широко известно в обществе – большие буквы этой аббревиатуры появлялись на автобусах и машинах, шла настойчивая агитация за создание правительства «только из рабочих».
События в Барселоне нашли отражение во всей Каталонии и в республиканском Арагоне. В пуэбло были созданы политические комитеты. Власть, как и повсюду, оказалась в руках самой сильной партии, несмотря на ее формальное представительство. Повсюду она принадлежала CNT, но в провинции Лерида господствовал POUM. Обычно над зданием муниципалитета висел красный флаг с серпом и молотом, напоминая о магнетическом притяжении, которое СССР вызывал у всех пролетарских партий, а не только у коммунистов. Железные дороги и общественные службы находились под контролем только CNT и UGT. Церкви во всех деревнях были сожжены. В некоторых местах, где до августа их не поджигали, особенно на курортах вдоль побережья Коста-Браво, излюбленных средним классом, преобладали умеренные настроения. Доктор Боркенау заметил, с какой печалью женщины несли в костер молитвенники, образы, статуэтки и другие талисманы, которые имели не столько религиозную ценность, сколько были предметами семейной гордости, частью повседневной жизни семьи. В целом все представители «буржуазии», включая священников, юристов, врачей, были расстреляны, а их дома и земли перешли к муниципалитетам. Как и повсюду в Каталонии, жестокость революционеров сопровождалась странными проявлениями великодушия. Например, французскому писателю и летчику Антуану де Сент-Экзюпери, который в то время был военным корреспондентом, удалось уговорить революционный комитет одной деревни даровать жизнь монаху, пойманному в лесу. Анархисты обменялись радостными рукопожатиями друг с другом и с монахом, поздравляя его со спасением.
В Каталонии не было больших поместий, и революционеры не могли решить, что делать с землей, которая попала им в руки. Наконец осенью было принято решение: половина конфискованных земель переходит под управление комитетов, а вторая половина распределяется между беднейшими крестьянами. Комитеты в пуэбло будут получать и половину арендной платы, а другая половина значительно сокращена. В Каталонии не могли предусмотреть, как крестьяне будут обращаться с собственностью «буржуев». В Сереньене, где не осталось ни одного представителя среднего класса (включая и ветеринара), доктор Боркенау вместе с английским коммунистом Джоном Корнфордом наблюдал, как уничтожались все документы, имеющие отношение к сельскому хозяйству. Посреди главной площади был разведен огромный костер, языки пламени которого поднимались выше церкви, и молодые анархисты торжествующе кидали в него все новые связки бумаг.
Ниже по побережью, в Валенсии, хунта Мартинеса Баррио, поставленная Хиралем, чтобы контролировать пять провинций Леванте, проявила еще большую беспомощность перед комитетами контроля, чем Женералитат перед Комитетом антифашистской милиции. Мартинес Баррио был вынужден обосноваться на жительство в сельской местности, а не в Валенсии. Хотя CNT продолжала оставаться сильнейшей группой, под началом которой были и порт, и транспорт, и строительные рабочие, Валенсия считалась более буржуазным городом, чем Барселона, хотя в ней экспроприации было меньше. UGT контролировала положение дел в среде «беловоротничковых» рабочих, а они стойко придерживались позиций Ларго Кабальеро. Республиканцы, у которых было много надежных сторонников из нижних слоев среднего класса и богатых крестьян, делили свои симпатии между теми, кто видел свой шанс в развитии сепаратистского движения в Валенсии, и теми, кто неуклонно поддерживал Асанью и Хираля. Коммунистическая партия в Валенсии была невелика, не пользовалась симпатиями и постоянно грызлась с анархистами. Она вела здесь политику такую же сдержанную, как и республиканцы, и поддерживала Мартинеса Баррио. Позже компартия обрела поддержку среди богатых крестьян Валенсии, поскольку успешно претворяла в жизнь план распределения экспроприированных земель среди крестьян и выступила против анархистов, стоявших за коллективизацию и запрещение частной торговли.