В день начала наступления была опубликована Хартия о труде, полная всякого рода декларативных авансов. Труд провозглашался «социальным долгом и честью». Закреплялись права на воскресный отдых и оплачиваемый отпуск. Но смысл Хартии состоял в создании по итальянскому образцу вертикальных профсоюзов, ставших корпорацией публичного права и придатком государства.
Но Франко не был бы самим собой, если бы не сопроводил этот вынужденный пряник кнутом. 5 апреля 1938 года им был отменен автономный статус Каталонии.
Фон Шторер сообщал в Берлин, что 40 % населения «национальной» зоны враждебно режиму. В марте 1938 года в Астурии были ликвидированы последние крупные партизанские формирования (до 2000 человек), которые, по оценке, Франко оттягивали много сил с фронта. Но еще летом 1938 года отдельные группы партизан, раненые, оборванные и все-таки не бросившие оружия после нескольких сот километров скитаний по тылам франкистов, переходили франко-испанскую границу и немедленно требовали переправить их в республиканскую зону для продолжения борьбы.
Германский посол был еще оптимистом в своих оценках. Сами франкисты называли арестованных ими оппозиционеров «90 %», признавая тем самым свою непопулярность. На втором году войны во франкистской Испании стали ощущаться экономические трудности. Возникали перебои с мясом. В дефицит превратились одежда и обувь, которые до войны производились, в основном, в Каталонии. Торговцам стали устанавливать ценовой максимум и требовать «надлежащего оформления витрин» (т. е. все товары должны были быть на виду). В отличие от республиканской зоны коммерсанты перечить не решались, так как можно было угодить в тюрьму или подвергнуться огромному штрафу.
Все население, особенно лица с левыми взглядами, должно было в добровольно-принудительном порядке жертвовать на различные нужды («для фронта», «для инвалидов», «для сирот» и т. д.), что очень напоминало практику гитлеровской Германии. Отказ от этих взносов мог кончиться очень плохо: тюрьмой или отправкой на фронт.
Военнопленные республиканской армии были организованы в «трудовые батальоны», рабский труд которых использовался, в том числе, на рудниках и металлургических заводах, продукция которых шла в Германию. Под шумок «социальной» Хартии о труде рабочая неделя в металлургии была установлена продолжительностью в 48 часов.
С середины апреля 1938 года, когда наступление франкистов застопорилось, стало понятно, что война продлится еще долго. «Генералиссимус» пытался объяснять союзникам задержки в продвижении своих войск плохой погодой и необходимостью перегруппировки. Но 19 апреля никто иной, как генерал Ягуэ, выступая на банкете в честь первой годовщины основания единой партии, похвалил доблесть «красных» и пренебрежительно отозвался о немцах и итальянцах. Одновременно генерал потребовал более мягкого отношения к пленным и проведения широких социальных реформ. Даже Франко был вынужден признать, что половина его армии против монархии. Но «каудильо» не терпел уже даже малейших признаков политической самостоятельности в своем окружении, и Ягуэ на несколько месяцев был отстранен от командования (потом он «прозрел» и уже больше не перечил вождю).
В начале апреля 1938 года Франко чувствовал себя настолько сильно, что решил дистанцироваться от своих одиозных союзников. В беседе с прибывшим в Испанию Канарисом он поставил вопрос об отправке на родину легиона «Кондор» и четко дал понять, что после войны не будет модернизировать свою армию с немецкой помощью. Гитлер уже давно не питал по отношению к «каудильо» особых иллюзий и не возражал против возвращения «Кондора», так как немецкие летчики «уже больше ничему новому научиться не могут». К тому же наступление в Арагоне подорвало материальную часть легиона. Из 30 истребителей Ме-109, только 16 были пригодны к эксплуатации. Стволы 88-мм зениток были настолько изношены, что точная стрельба стала почти невозможной. Поэтому сама жизнь ставила немцев перед выбором: либо срочно пополнить легион материальной частью, либо вывести его совсем. Но все же немцы решили скоординировать вывод своих специалистов с итальянцами. Однако к ним Франко с подобной просьбой не обращался. Наоборот, из Италии в апреле 1938 года прибыло еще 6 тысяч солдат и офицеров, чтобы пополнить большие потери, понесенные в ходе мартовских боев. Так две разгромленные итальянские «добровольческие» дивизии пришлось слить в одну.