Гражданская война в России: Черноморский флот

«За немедленное потопление не высказался ни один корабль, но никто тоже не высказался и за переход в Севастополь».

Здесь уже определенно выплывает «второе решение», т. е. поход судов в Севастополь, предательски подсказанный массам в трудную минуту. Спрашивается, кто же поставил на референдум - этот дотоле не существовавший и, по признанию автора, никем не поддерживавшийся вопрос? Референдуму команд предшествовало «ознакомление» их с документами, полученными из Москвы. В этих документах ни слова не говорилось о необходимости похода в Севастополь. Откуда же, в таком случае, возникла мысль об этом постыдном маневре? Автор и тут дает нам вполне исчерпывающий ответ. На стр. 413 мы читаем, что референдуму предшествовало специальное разъяснение обстановки на кораблях. В качестве добровольных ораторов, очевидно, выступали те командиры, которые всеми фибрами души стремились назад в Севастополь. Они-то своими разъяснениями и подготовили атмосферу, в которой так блестяще разыгралась «непонятливость» А. И. Тихменева.

Далее, на стр. 415 мы читаем:

«На заседании, во время которого обнаружилось исчезновение комиссаров, было получено первое донесение о том, что немцы высаживаются в Тамани и что высадить предполагается отряд в 20 000 человек. Это известие окончательно убивало последнюю надежду остаться в Новороссийске».

Конечно, господин Н. Р. Гутан, пока немцы не наступают, пожалуй, и не стоит им сдаваться. Но боже избави в случае, если они вздумают перейти в наступление на Новороссийск, думать о чем-нибудь ином, кроме позорной капитуляции. На этом делегатском собрании я не останавливаюсь, так как оно не имеет особого принципиального значения и только дорисовывает Н. Р. Гутана.

На стр. 415 автор, описывая чрезвычайно важное с исторической точки зрения делегатское собрание от 14 июня, состоявшееся при участии представителей Кубано-Черноморской республики, очень кратко его обходит, приведя только речь Рубина и вскользь упомянув о факте посылки делегации от собрания на заседание ЦИК Кубано-Черноморской [85] республики в Екатеринодар, зато умолчав совершенно о присутствии представителя фронтовых частей Кубано-Черноморской республики, об его любопытной реплике, о всей вообще обстановке, сложившейся между 14 и 16 июня, т. е. за промежуток времени, протекший со дня собрания до момента, когда окончательно решилась судьба флота.

Ни в одном месте своего труда автор не заикается об угрозе Кубано-Черноморской республики, высказанной ее представителем по адресу новороссийских моряков.

Отсылая читателя к моему введению, в котором указанным событиям уделено достаточно внимания, предоставляю ему самому сделать выводы по поводу досадной забывчивости Н. Р. Гутана.

Весьма характерна, между прочим, попытка автора оправдать тот факт, что А. И. Тихменев не высказал за все время развития трагедии Черноморского флота своего взгляда, как надлежало бы поступить с флотом, а в особенности в то время, когда не только матросская масса, но и большинство командного состава, окончательно сбитые с толку, не могли прийти к определенному, достойному решению.

Автор прекрасно понимал, что каждый добросовестный критик, рассматривающий этот исторический период, задает вопрос: «а на каком решении о судьбе флота настаивал командующий? Высказал ли он открыто и мужественно свое определенное мнение?». И вот на стр. 416 мы находим:

«Временно командующий флотом почти совершенно не принимал участия в заседаниях и ни разу не высказал командам своей точки зрения. Учитывая настроение матросов, которые вновь вспоминали митинговые лозунги, и зная на основании опыта, что на людей в таком состоянии в хорошем смысле повлиять нельзя, он ждал момента, когда они, испробовав все, придут и скажут: приказывайте что нам делать».

Эта цитата характерна еще тем, что она еще раз подчеркивает всю шаткость выдвигаемых автором оправдательных аргументов. В самом деле, чем, как ни полным отсутствием воли и беспринципностью, можно назвать изложенное поведение А. И. Тихменева: он ждал, когда [86] массы, испробовав все, придут и скажут: «приказывайте что нам делать».

Тихменеву, конечно, не могло прийти в голову то обстоятельство, что именно в такие моменты, которые имели место в рассматриваемый период, и при существующей обстановке массы не пришли бы к нему просить вывести их из создавшегося положения, и вот почему: психологически это могло бы иметь место только тогда, когда для выхода из положения собственными средствами, без риска, личной гибели, не было бы никакой надежды. В данном же случае такие выходы, как, например, просто удрать или уйти в Севастополь, оставались до самого конца.