Греческий огонь

— Вы вынесли справедливый приговор, и я разделяю его всей душой. Тем, что я стою сейчас здесь, на коленях, умоляя вас простить мои слабости, я обязан именно этой женщине. Это она совратила меня: вот первый грех, который я нижайше прошу отпустить мне, ибо он стал началом всех зол. Искусная совратительница Феофано навела пагубу на мои наклонности, но не на мой разум и веру в заповеди Господа нашего, читающего в Небесах. Не знаю, почему Феофано решила, что именно я должен содействовать ей в ее грязных интригах, в ее связях со злодеями и в подготовке гнусного преступления. Я не предполагал даже, что эта женщина может зайти столь далеко в своем цинизме, из-за чего и попал в ситуацию, из которой мне было уже не выбраться. Вот так, оказавшись рабом обстоятельств, я позволил себе выйти в ложу и показаться солдатам, собравшимся на ипподроме. Но что я мог сделать в ту минуту? Покинуть город, когда в нем уже начались беспорядки, и оставить империю без императора? Армия провозгласила меня императором не потому, что я претендовал на трон, а под влиянием душевного порыва: люди знали, что я был ближе всех к Никифору, считался чуть ли не его приемным сыном.

— Странный сын, появляющийся в императорской ложе, держа за волосы окровавленную голову отца. Эта ужасная сцена напоминает мне скорее самые мерзкие злодеяния языческих времен, нежели акт смены высшей власти в христианской империи.

— В такие трагические минуты не отдаешь себе отчета в своих поступках, но я могу заверить вас, что они не отвечали моим чувствам. Вернувшись на родину после войны со скифами, я обосновался в Халкидоне именно затем, чтобы быть подальше от дворцовых интриг. Если бы я затевал заговор с целью заполучить трон, я бы тоже стал рыскать по коридорам Дворца в поисках союзников и сообщников.

— Все это делала за вас Феофано.

— Нижайше прошу вас поверить, что женщина эта строила свои козни без моего ведома, без моего согласия и не по моей воле.

— Выходит, и провозглашение вас императором произошло помимо вашего желания и вашей воли? Если все обстоит именно так, могли бы вы спокойно отказаться от императорского звания?

— Как я уже сказал, после гибели Никифора я счел своим долгом не дать завладеть троном какому-нибудь придворному интригану. Я солдат, честно служивший империи, и моя единственная ошибка состоит в том, что я поддался обману этой ужасной женщины.

— Следовательно, вы готовы отказаться хотя бы от Феофано?

— Теперь уже с ней все кончено. Я признаю, что именно она вовлекла меня в заговор, но считаю своим долгом перед подданными не усугублять скандал публичными обвинениями женщины, еще вчера сидевшей на троне.

— Всем известно, что Феофано грешница, не ведающая ни Бога, ни стыда. С высоты своего положения я должен предложить вам последний выбор: либо императорская корона, либо Феофано.

Свой выбор Цимисхий сделал не колеблясь.

Обвиненную в убийстве Никифора Феофано уволокли от Храма гвардейцы императорского эскорта. Потрясенная предательством Цимисхия, завладевшего благодаря ей императорской короной, она прямо перед собором и самим патриархом стала осыпать его проклятиями и пыталась даже исцарапать ему лицо, как, бывало, в порыве бешеной страсти делала во время бурных любовных свиданий на рыбачьем баркасе. Но гвардейцы оттащили ее от Цимисхия, скрутили ей руки и, втолкнув в военный фургон, увезли в секретную тюрьму.

— Эта непристойная сцена — лишнее свидетельство необузданного характера Феофано, — сказал Цимисхий, обращаясь к патриарху, потрясенному таким взрывом ярости. И тот, покривив душой, согласился со словами нового императора, чтобы больше не возвращаться к разговору об этой напугавшей и возмутившей его сцене.

На следующий день Феофано забрали из тюрьмы и отвели на корабль, а там — обрили наголо и облачили в монашеские одежды. Название монастыря, куда потом отвезли бывшую императрицу, держали в тайне. Лишь позднее стало известно, что Феофано так досаждала приютившим ее монахиням, что ее не раз переводили из монастыря в монастырь. Но где бы ни оказалась эта женщина, всюду она била посуду и кухонную утварь и даже рвала священные покровы. Следы ее пребывания остались во многих монастырях, о чем свидетельствуют монастырские хроники, в которых описаны все проступки Феофано вплоть до частых ссор с другими монахинями, во время которых она пускала в ход ногти, плевалась и дралась. В какой-то мере ее оправдывали тем, что подстрекал ее на эти дела и управлял ими дьявол, подстерегающий души грешников на подступах к Небу.

35