Греческое сокровище

Генри отплыл из Пирея в Лондон 18 марта. Софья осталась дома; она знала, что дороги ей не перенести. Желчные колики не проходили, и она почти все время лежала. Вставала через силу, помогала Катинго, которая тяжело разрешилась четвертым ребенком. Андромахе скоро исполнялось 6 лет, у нее менялись зубы, она температурила, капризничала. Слегла и мадам Виктория—с «сердечным приступом, — определил доктор Скиадарассис, — пугать ее не надо, а надо с месяц подержать в постели». Софья уложила мать в спальню рядом со своей.

В конце марта Софью навестил Чарльз Ньютон из Британского музея. Его аккуратно подстриженные усы и короткие волосы подернула седина, но голубые глаза смотрели молодо и задорно. Софье было приятно снова увидеть его, посидеть с ним на атласном диване в гостиной.

— Госпожа Шлиман, я только что видел ваше золото. Великолепно! Бесподобно! Эрнст Курциус абсолютно неправ. Это древние предметы, они почти наверняка современники Агамемнона. Завтра я веду Курциуса в хранилище.

Поблагодарив его, Софья тихо обронила:

— Для немцев Генри всегда неправ. А для англичан всегда прав.

Ньютон отечески похлопал ее по руке:

— Дорогая мадам Шлиман, все мы патриоты, но не любим, чтобы соотечественники опережали нас.

А через два дня явился собственной персоной профессор Эрнст Курциус. Софья видела его впервые. У Курциуса была львиная голова с копной белых волос, густыми прядями спадавших на уши и шею. Неправдоподобно широко расставленные глаза, казалось, видели насквозь.

— Госпожа Шлиман. я беспокоюсь, как бы не вышло недоразумения из-за статьи, критикующей находки вашего мужа в Микенах. Фрау Курциус написала ее, опираясь на случайное замечание в одном из моих писем к ней. По моей просьбе жена пишет такие статьи — ведь я годами путешествую по Греции, собирая материалы для моей «Истории Греции». Но эта статья была он шоком.

— Сама статья или ваше «случайное замечание»? — сухо спросила Софья.

— И то и другое. Я слишком поспешно судил о микенских находках и, что греха таить, немного завидовал. Ваш добрый друг Чарльз Ньютон провел вчера со мной в хранилище три часа, разбирая золотые маски, диадемы, нагрудные пластины. Я ошибался. Это действительно древние вещи. И золото вовсе не тонкое, как я писал, оно массивное и обработано с невиданным мастерством. Я бы не хотел, чтобы между мной и вашим мужем была хоть тень размолвки. Пошлите ему, пожалуйста, вот это письмо, где я отказываюсь от своих слов и приношу извинения.

Софья взяла тонкий конверт и тихо спросила:

— А вы не могли бы сделать такое заявление в газете, опубликовавшей статью вашей супруги?

— Нет, госпожа Шлиман, этого я сделать не могу… Это поставит мою жену в неловкое положение, вызовет нарекания. Насколько мне известно, скоро выходит в свет книга доктора Шлимана о Микенах. Я помещу на нее рецензии в немецких археологических журналах. В них я с гораздо большим успехом восстановлю его доброе имя в наших ученых кругах.

У Софьи гора с плеч свалилась. Поблагодарив Курциуса, она налила ему чашку чая и просто сказала:

— Хотите, я расскажу вам, как мы раскапывали царские могилы?

Добрые вести спешат вместе. Прошло несколько дней, и афинские газеты поместили сообщения о восторженном приеме, оказанном Генри в Королевском обществе древностей в Лондоне. Одна газета прямо писала: «Нужно признать, что Греция не сумела оценить по достоинству этого человека».

А еще несколько дней спустя Софья получила номер «Лондонских иллюстрированных новостей» со статьей о «сокровищнице госпожи Шлиман». Там специально говорилось о ее участии в раскопках.

«Поскольку купол этой гробницы был с давних пор пробит, в общем было известно, что это такое. Теперь же благодаря госпоже Шлиман раскопана и открыта для обозрения вся гробница. Пока ее муж трудился внутри стен акрополя, она вела исследование этого памятника древности…»

Софья читала статью, и к горлу ее подкатывался комок.

Жизнь с Генри Шлиманом, конечно, выдержать нелегко. Но какая это была удивительная жизнь! Жаль, что его нет сейчас рядом.

И как-то ночью, уже в мае, мучаясь бессонницей и одиночеством, она встала, прошла в кабинет Генри, подошла к его столу и написала на древнегреческом стихотворение:

О, господин, горение души тебя погубит.Разве не жаль тебе дочь и бедную жену.Которые хотят тебя видеть рядом?Неужто тебе похвалы британцев дороже меня?

При трезвом дневном свете она перечитала стихи и поняла, что на последний вопрос, видимо, придется ответить утвердительно. От разных ученых обществ Генри уже получил десять приглашений выступить с лекцией. Еще месяц нужно поработать с издателем Джоном Мэрреем и с лучшими английскими граверами Купером и Уимпером, готовившими клише для его книги о Микенах.