Читаем Греческое сокровище полностью

Вся улица Муз уложилась в четыре квартала, дома стояли только по одну ее сторону, а сразу напротив, через дорогу, поднимался каменистый, густо поросший деревьями холм Муз с гробницей Антиоха Филопаппа на самой его вершине. Город—а лес подступал почти к порогу дома. Всего в трех кварталах отсюда, если смотреть в сторону театра Диониса и Одеона Герода Аттика, из ступенчатого мраморного развала поднимался Парфенон. Кончалась улица Муз тупиком, редко кто здесь пройдет или проедет. Чтобы попасть в город на экипаже, надо было обогнуть Акрополь; к его портику Софья подходила за несколько минут. Акрополь станет их близким другом.

Неподалеку высился холм Ареопага, где в классический период Совет старейшин разбирал государственные и юридические дела, вершил суд над обвиняемыми в убийстве. В «Эвменидах» Эсхила здесь судили Ореста, убившего свою мать Клитемнестру в возмездие за убийство Агамемнона. По каменным ступенькам, вырубленным в скале Ареопага, Софья всходила наверх и за холмом Агоры видела город внизу и дальше — серебристо-зеленые оливковые рощи, виноградники, гору Гимет, всю заросшую мятой, шалфеем, лавандой, тимьяном, терпентином, — обиталище пчел, приносящих самый ароматный в мире мед.

Ближайший к дому участок тоже продавался. Генри его купил, и они решили завести прохладный огороженный сад: насадить пальмы, цветущий кустарник, вырыть прудики, дорожки посыпать гравием, поставить две высокие решетки для винограда и глициний. Генри нанял плотника выстроить восьмиугольный чайный домик вроде того, какой он недавно видел в роскошных садах Фрэнка Калверта в Чанаккале.

Нарушая здешние неписаные законы, Генри держал с Софьей совет, и покупая дом, и обставляя его.

— Я ничего не понимаю в обстановке, — призналась Софья. — Греческие дома обставляют скупо. У нас мало леса, и мы делаем мало мебели, а европейская нам не по карману. Почти все, что было у нас в доме на площади Ромвис, приобреталось по случаю или перешло от дедушки с бабушкой.

— Ничего, справимся: у меня есть опыт.

— Генри, твоя парижская квартира великолепна, но ведь В комнатах совершенно не пройти. У меня было такое чувство, словно я иду по узенькой тропке через лес.

— Французы считают свободное место потерянным: его обязательно нужно занять пуфиком или резным столиком.

Они обегали все Афины, пока подобрали необходимое. Для спальни нашли резную итальянскую матримониале, супружеское ложе, подобное тем гигантским сооружениям, на которых они спали в медовый месяц. Потом повезло достать ореховый комод, инкрустированный атласным деревом, — для белья. В одной антикварной лавке их ждал французский шкафчик деревенской работы, это для одежды. Приятной удачей стал умывальник: скрывавшая металлический тазик крышка изнутри была зеркалом, по обеим ее сторонам поднимались этажерочки для туалетных принадлежностей.

В столовой добрым почином стало приобретение английского орехового стола—именно то, что им хотелось: круглый, раздвижной, на массивных резных ножках. В скором времени подвернулись и стулья, обтянутые тисненой кожей; их спинки и ножки украшала ручная резьба. У одной стены поставили полукруглый буфет со стеклянными дверцами, разместив в нем яркие керамические супницы и дрезденский фарфор; у стены напротив—горку резного красного дерева для хрусталя и серебра. С потолка на бронзовых цепях свисала тяжелая, в форме колокола, фарфоровая лампа.

— Здесь уже повернуться негде! — вскричала Софья, когда на место водворился последний, десятый стул. — Только подать на стол да убрать со стола.

Генри усмехнулся.

— Может, хоть в гостиной оставим побольше места? — с надеждой спросила Софья.

В своем кабинете Генри водрузил высокий темного дерева секретер: в верхней его части за стеклом он держал книги, нижняя закрывалась наглухо и служила ему бюро для личных бумаг, деловой переписки, банковских счетов, дневников. Еще Генри приобрел подковообразный, красного дерева столик в стиле эпохи Регентства, который так приятно захламить рукописями, письменными принадлежностями, раскрытыми на нужной странице книгами.

Софья между тем с одушевлением занялась кухней. Это была просторная комната в задней части дома, выходившая во внутренний двор. Софья купила плиту с пятью конфорками, высоко вознесенным медным козырьком вытяжного шкафа и дымоходной трубой сзади. Столяр приладил к стене две полочки для ламп. В углу — каменная воронка водослива, над нею бак для воды. Над очагом, на широкой доске Софья расставила глиняную посуду. На задней стене набила доску с крючками для мешалок, лопаточек, черпаков, мерных чашек; на левой стене отвели место для навешивания кувшинов. Софья купила маленький круглый стол и два стула с плетеными спинками. Дверь между очагом и плитой вела в задний двор; в жаркую погоду ее держали открытой.

«Генри считает, что самое важное место в доме—спальня, — думала она, любуясь трудами своих рук, — а по-моему, кухня. От нее пользы больше».

— Действительно, будет тесновато, когда мы станем приносить в дом наши находки, — заметил Генри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное