Читаем Греческое сокровище полностью

— Мне кажется, ты обвел нашего господина Саркиса вокруг пальца — или я ошибаюсь?

— Немножко сплутовал, — озорно улыбнулся он в ответ. — Американцу редко удается обмануть армянина. Грех упустить такой случай.

Свою первую статью Генри напечатал в константинопольском «Журнале греческого филологического общества», это было почти дословное воспроизведение его ежедневных записей в дневнике. Статью хорошо приняли. Второй отчет он послал в Афины, в редакцию «Полемических листов», также надеясь на хороший прием.

— А я в нем не сомневаюсь, — объявила Софья, завершая угренний туалет. — Ведь ты рассказываешь о наших находках, даешь их научное описание, анализируешь место находки. Ты не ввязываешься в споры о местонахождении Трои…

— Потому что я совершенно определенно заявил: Троя — здесь.

Открыли римский колодец, и Генри решил немного покопаться в нем. Выбрали рабочего полегче, обвязали его веревкой и спустили в колодец. Ничего интересного в поднятом материале не оказалось. Генри свесился над краем колодца.

— На какую глубину, ты думаешь, он уходит?

— К черту в ад, — пришел глухой ответ.

— Тогда обвязывайся и выбирайся. В преисподней нам еще нечего делать.

Назавтра было воскресенье — греки, понятно, на работу не выйдут. Турки тоже подвели: начался озимый сев.

— Софья, мы здесь уже больше месяца. Давай приведем в порядок наши записи и навестим Фредерика Калверта, это около Бунарбаши. Он приглашал в любое воскресенье. Ему доставит удовольствие доказать тебе, что именно его дом стоит на руинах Трои.

Софья радостно захлопала в ладоши.

— Хоть день поживем, как нормальные люди! Приму ванну, надену хорошее платье. Только, знаешь, сначала я перечту письма из дома. Когда я читаю про Андромаху, я словно вижу ее, и мне спокойнее.

Ее полные губы дрожали от радостного нетерпения; на твердый подбородок опирался хрупкий и стройный овал ее лица, деленный прямым, орлиным носом; расчесанные на прямой пробор мягкие темные волосы были уложены за уши. Генри поглядел на жену и, по обыкновению, остался доволен.

После ванны она надела малиновую блузку и зеленый шерстяной костюм; золотые пуговицы ручейком сбегали по жакету.

— Загадочный ты человек, Софидион! В Париже тебя окружали роскошь и самое изысканное общество, а ты хандрила и то и дело прихварывала. Здесь же, в немыслимых условиях, работая весь день не разгибая спины, ты как огурчик!

Она широко улыбнулась ему в ответ.

— Нет, вы посмотрите на нее! — ликовал Генри. — И ест на ходу, и недосыпает, а прекрасна, как Афродита Праксителя! Плиний считал ее лучшим творением скульптора и вообще чудом света. Воздвигнутая под открытым небом, она была видна со всех сторон и отовсюду была прекрасна. Лукиан вспоминал мягкую улыбку, игравшую на ее полураскрытых губах, и влажный, блестящий взгляд радостных глаз [18].

— Потому что я счастлива, Эррикаки.

Это было тайное, сокровенное имя, и он залился счастливым румянцем.

5

Был свежий осенний день. В прозрачном воздухе было видно на многие мили в обе стороны—до самых гор и далеко в море. Снежные гряды облаков, облепив Иду, сползали к северу. Но наезженному арбами проселку Софья и Генри выбрались на главную дорогу и свернули на юг. Через пять миль будет Фимбра [19]

, где в начале 60-х годов Фредерик Калверт и его состоятельная супруга выстроили себе двухэтажный особняк. Уже шестнадцатый год Фредерик Калверт был британским генеральным консулом в Дарданеллах. Похоже, суровый приговор, вынесенный на родине его брату Фрэнку, на карьере Фредерика Калверта никак не отразился.

К дому вела длинная аллея, обсаженная соснами и живой изгородью из желтых цветов. Конюх принял их лошадей, и дворецкий провел гостей в двойные золоченые двери. Одетые к воскресному обеду. Калверты выглядели так, словно только что вернулись со службы в Кентерберийском соборе. Фредерик был старше Фрэнка, полнее, с красным отечным лицом в обрамлении длинных бакенбард, с водянисто-голубыми глазами.

Весьма почтенного возраста была и его среброголовая супруга в платье из набивного английского шелка. Хозяева встретили Шлиманов сердечно, провели на балкон с ажурной оградой. Потягивая аперитив, они любовались масличными рощицами, собственноручно насаженными миссис Калверт, соорудившей даже римский акведук для сбора горной воды.

В обшитой деревянными панелями столовой их попотчевали типично английским обедом: перловый суп, ростбиф с кровью, йоркширский пудинг, зеленый горошек, бисквиты, белое и красное вино. Софья порадовалась про себя, что брала английские уроки, поскольку Калверты других языков не знали. Разговор за столом был самый непринужденный: вспоминали Лондон, Париж, говорили об Афинах — Калверты обожали Афины. Было выражено и лестное изумление тем, как стойко переносят Шлиманы адскую жизнь в Хыблаке у Драмали и как их еще хватает на каторжную работу на Гиссарлыке.

Миссис Калверт поинтересовалась, как они устраиваются с питанием.

— Неважно устраиваемся, — призналась Софья.

— В будущем году вы собираетесь вести раскопки шесть-восемь месяцев?

— Муж полагает, что никак не меньше.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное