Грех и чувствительность

— Да, — ответила она, стараясь, чтобы в ее голосе не звучало нежелание. Предполагалось, что это именно то, чего она хочет, а Закери доложит Мельбурну о любом колебании с ее стороны. В недавнем прошлом ее расписание было более организованным, но девушка не стала бы называть этот нынешний хаос более забавным, чем ту старую, уравновешенную жизнь, которую она вела прежде.

— Ну, я не думаю, что ты сможешь отправиться со всеми тремя сразу.

Очевидно, нет. Идея пришла ей в голову, и девушка снова повернулась к дворецкому.

— Стэнтон, кто из них прибыл первым?

— Лорд Чамбри, миледи.

Ах, тот тип с шеей, как у гуся. Элинор поджала губы. Чамбри был бы справедливым выбором, но в тот момент, когда она открыла рот, чтобы попросить Стэнтона избавиться от двух других, ее посетила внезапная мысль. Ей не нужно быть справедливой. Она может выбирать, с кем провести день, и это должен быть наиболее привлекательный для нее джентльмен из трех, и ей не нужно извиняться за свой выбор. Валентин научил ее этому — тому, что это не значит быть жестокой, а просто справедливой по отношению к себе.

— Стэнтон, пожалуйста, извести мистера Нолевилла, что я скоро буду готова. И дай двум другим джентльменам понять, что я ценю их интерес, и надеюсь скоро с ними увидеться.

Дворецкий кивнул и, круто развернувшись, вышел из комнаты, закрывая за собой дверь. Элинор сделала вдох и взяла другой персик.

— Хм, — пробормотал Закери, переворачивая страницу газеты.

Она проигнорировала его реакцию, вместо этого усевшись рядом с Пип.

— Какие у тебя планы на сегодня, моя дорогая?

— Ну, — ответила девочка, — я должна высидеть урок игры на фортепиано, а затем выполнить свои обычные занятия, но я подумываю о том, чтобы вместо этого отправиться в музей.

— Ох, неужели?

— Да. Папе это не понравится, но он в Парламенте.

— Тогда я заключу с тобой сделку, — предложила Элинор. — Ты пойдешь на свой урок фортепиано, а когда я вернусь со своей прогулки, я возьму тебя с собой в музей.

Маленькая ручка, покрытая персиковым соком, схватила ее за запястье.

— В самом деле? Это было бы великолепно. Потому что дядя Закери любит смотреть только на обнаженные статуи, а я люблю мумии.

Закери откашлялся.

— Это неправда.

Элинор игнорировала его.

— Тогда у нас будет…

— Это только потому, что я восхищаюсь мастерством, с которым они сделаны, — прервал ее брат.

— Мне тоже нравятся некоторые статуи, — произнесла Элинор, встречая его изумленный взгляд. Девушка не знала, что нашло на нее этим утром, за исключением того, что приключение с маркизом Девериллом наполнило ее такими ощущениями, которые она считала невозможными. И теперь ее просто не волнует, что другие люди — включая членов ее семьи — могут подумать о ней.

— Ты… ты не должна произносить такое, — запинаясь произнес Закери. — Господи Боже, Нелл. Это скверно.

— Если ты свободно можешь восхищаться мраморными грудями, то я также могу восхищаться тем, чем хочу.

Пип прикрыла свой рот обеими руками, но даже это не помогло ей сдержать свои смешки.

— Ты сказала «грудями», — хихикая, выговорила она приглушенным голосом.

— Вот видишь, что ты наделала? — рявкнул Закери, его загорелые щеки покраснели. Он вскочил на ноги. — Держу пари, что ты не стала бы разговаривать о таких вещах перед Нолевиллом.

— Хм. Я даже не думала об этом, — вслух размышляла Элинор, открыто улыбаясь. — Это определенно превратило бы утро в нечто интересное.

Прижав пальцы к виску, Закери бросил на сестру последний взгляд и, громко топая, вышел из комнаты. Она вместе с Пип некоторое время хихикали, а затем вернулись к своим персикам. Элинор ощущала голод этим утром, но в утренней комнате ее ждал визитер, да и ей поскорее хотелось оказаться на улице. Утро — вернее то, что от него осталось — выглядело великолепным, и понежиться в лучах солнечного света казалось хорошей идеей. Конечно же, ей хотелось покататься в Гайд-Парке, и это не имело отношения к выискиванию в толпе какого-то определенного человека.

— Разве ты не останешься и не позавтракаешь со мной? — спросила Пенелопа, когда ее тетя встала.

— Я не могу, Пип. Мне нужно ехать кататься.

— Но ты вернешься, чтобы пойти со мной в музей?

— Через два часа, — ответила Элинор. — Я обещаю.

— Хорошо. Я должна идти на свой урок. Думаю, что миссис Бевинс ждет меня.

Очевидно, Пенелопа обводила всех в доме вокруг своего маленького пальчика, и Элинор могла только надеяться, что девочка будет наслаждаться этой снисходительностью столько, сколько сможет. Определенно, это не продлится долго.

Или наоборот? Оглядываясь на прошлую ночь, девушке пришлось признать, что ее пессимизм по поводу унылого, распланированного будущего немного потускнел. Или, скорее, ему на смену пришло ощущение оптимизма и уверенности в себе, а Элинор даже не догадывалась, что ей этого не хватало. По крайней мере, теперь у нее есть основа для сравнения в спальне — хотя сравнивать после того, как она выйдет замуж, будет слишком поздно.

— Доброе утро, мистер Нолевилл, — произнесла она, вплывая в утреннюю комнату. Сын графа вскочил на ноги.