Грех и чувствительность

— Значит, он напивался в одиночестве. А ты не остановился подумать, что могло побудить Валентина совершить такой нехарактерный для него поступок и напиться в одиночестве?

— Возможно, он ужасно чувствовал себя после того, как сказал что-то, что ранило чувства Нелл? — предположил Закери, толкнув Шарлеманя локтем в спину.

— Как будто Деверилл что-то чувствует.

— А ну признавайся, когда это случилось? — спросил Себастьян, злость и разочарование пробегали по его позвоночнику. Черт побери. Маркиз — единственный человек, которому Элинор казалась склонной доверять, а сейчас не только она и Валентин поссорились, но Шарлемань еще и напал на него. А теперь герцог потерял свое лучше оружие в борьбе за безопасность Элинор.

— Прошлой ночью, — пробормотал Шей. — Поздней ночью.

— Так как он все еще не вызывал тебя, то я заключаю, что Валентин находится в настроении прощать. Ты извинишься перед ним.

С потемневшим лицом, Шей покачал головой.

— Я не сделаю этого.

— Ты это сделаешь, или я сделаю это от твоего имени.

— Ты тоже настроен прощать всех и каждого, Мельбурн.

Себастьян фыркнул.

— Скажи об этом Нелл. Ты можешь оставить Деверилла в покое сегодня, чтобы он мог чем-нибудь занять себя, но сделай это завтра, Шарлемань. Я думал, что ты — здравомыслящий брат.

— Послушайте, — в негодовании вставил Закери, но оба брата проигнорировали его.

С проклятием средний брат Гриффин выскочил из комнаты. Закери потянулся за сигарой и зажег ее от свечи на столе.

— Все так замечательно запутано, не так ли? — прокомментировал он. — И спасибо тебе за оскорбление.

— Ты не был слишком полезен, Закери. Я на самой середине проверки счетов. Уходи. И пошли обратно Риверса.

Закери встал.

— Следи за тем, чтобы не оказаться без союзников, Мельбурн. С твоей подачи Нелл начнет казаться вполне разумной.

Герцог вздохнул. Ничто из происходящего не было разумным, и чем быстрее все придут в чувство, тем лучше.

Однако это напомнило ему кое о чем. Бросив взгляд в сторону неплотно закрытой двери, Себастьян вытащил из ящика стола лист бумаги, быстро просмотрел его, чтобы убедиться, что он достал правильный документ, и поднес его к свече у своего локтя. Как только пламя охватило бумагу, он бросил ее в камин. Нет смысла оставлять эти записи здесь, где Элинор сможет их найти.

Горячий воздух, просачивающийся из дверей, превращался в туман, когда Валентин позволил одному из лакеев Халфакса взять у него пальто, шляпу и перчатки. Он почти пренебрег посещением этого приема, но после нападения Шарлеманя маркиз не собирался доставлять удовлетворение этой горячей голове, наводя на мысли, что брат Элинор запугал его. И, кроме того, он не видел ее целый день и хотел извиниться перед ней.

Почему он был не прав, Валентин не знал, но принести извинения имело смысл. Элинор была умной и сострадательной, и именно она плакала. Следовательно, он зашел слишком далеко, выражая свое проклятое мнение. Маркиз не собирался заставлять ее плакать.

Маркиз не хотел, чтобы произошли слишком многие события, касавшиеся ее. И он знал себя достаточно хорошо, чтобы осознавать, что лучшее, что он мог сделать для Элинор Гриффин — это держаться от нее подальше. Его освободили от его обязанностей следить за ней, и он благодарен Богу за это. И, конечно же, при первой возможности Валентин отправился на ее поиски.

Когда маркиз вошел в бальный зал, услышав, как важничающий дворецкий объявляет о его присутствии, то сразу же увидел ее. Девушка была в новом творении мадам Констанцы из желтого и красно-коричневого шелка, и оно выглядело так, словно легчайший ветерок сможет сдуть ткань с ее плеч. Во рту в Валентина пересохло.

Элинор обернулась, когда дворецкий закончил объявление. Ее глаза встретились с его глазами, а затем скользнули прочь, когда к ней приблизился лорд Джон Трейси. Замечательно. Джон Трейси. Маркиз даже не знал, что этот ублюдок вернулся в Лондон. Трейси, скорее всего, обходил все вечеринки, развлекая девиц историями о своих геройских делах на Полуострове[19].

Некоторое время Валентин стоял, наблюдая за ними, за тем, как ее щеки слегка порозовели и на губах появилась нежная, удивленная улыбка. Когда кто-то приблизился и закрыл ему вид, маркиз не смог удержаться и нахмурился.

— Деверилл, — пробормотал Шарлемань Гриффин, протягивая ему руку.

— Какого черта тебе надо? — ответил Валентин, отказываясь пожать протянутую руку.

— Я хочу извиниться. За прошлую ночь, — проговорил Шей, стиснув пальцы и снова опуская свою руку.

— Почему, во имя дьявола?

Шарлемань некоторое время изучал маркиза.

— Ответить честно?

— Если желаешь.

— Потому что Мельбурн приказал мне сделать это.

— Давай кое-что проясним, хорошо? Если бы я не был пьян, то ты не смог бы ударить меня. Но так как ты это сделал, то я надеюсь, что твои причины для этого были достаточно вескими, и поэтому извинения не требуются.

— Ты странный человек, Деверилл.