Грехи и подвиги

Порою она слышала ответ на свои молитвы. То были не слова – просто в глубине сознания она ощущала чью-то Мысль, полную мудрости и кротости, покоя и терпения, и понимала, что сама бы не нашла ее среди бури своей мятущейся души.

Из всех людей, окружавших ее, только Ричард знал тайну ее молитв, хотя они никогда об этом не говорили. Просто он и сам так молился, и его мать тоже об этом знала.

В тот вечер они с сыном проговорили несколько часов подряд, и королева опустилась на колени перед походным раскладным киотом с фигурками Христа и Богородицы, лишь когда начало светать, когда померкла и ушла луна и одна за другой в матовом бархате неба стали таять звезды.

Ричарда терзало сомнение: последние события поставили перед ним мучительный выбор. Продолжить войну, дойти со своими победоносными войсками до Иерусалима, либо принять предложение Салех-ад-Дина, заключить мир, закрепив за христианами завоеванные земли и оставив часть бывших владений крестоносцев магометанам – вот два пути, по которым мог пойти сейчас английский король, предводитель Третьего крестового похода. И большинству тех, кем он сейчас командовал, второе решение представлялось безумием либо откровенным предательством. Армия Ричарда разбила султана во всех сражениях, прошла более половины пути, захватив за несколько месяцев земли, за которые Салех-ад-Дин бился годами. И после этого думать о заключении мира?! Да в уме ли великий воин?! Или его соблазнили предложенные врагом сокровища, и он вздумал изменить делу Креста?

В действительности только сам Львиное Сердце да еще его мать понимали, как близки они сейчас к поражению после всех этих триумфальных побед. И поражение крылось не в усталости войска, не в потерях, которые они понесли, не в возможных новых битвах с еще далеко не разбитым врагом. Но Ричард видел, как на глазах растет раздражение в душах всех без исключения вождей похода, насколько злит их его боевая слава, до чего страстно они хотят, чтобы он допустил хотя бы одну ошибку, даже пускай это будет проигранная битва. Он не проигрывал, и они все больше и больше начинали его ненавидеть! И уже не могли сломить свою гордыню, не могли по-старому, как сами же поклялись, повиноваться избранному общим собранием вождю крестоносцев. Протест, неповиновение, возражения, следовавшие почти за каждым его приказом, – все это должно было расшатать и разрушить армию раньше, чем искусные подкопы разрушили некогда Проклятую башню. Одно лишь нежелание спесивых военачальников восстанавливать снесенные крепости и оставлять позади войска крепкие гарнизоны, одно это могло свести на нет все победы, и тогда окажется, что крестовый поход был вообще напрасным! А иные из государей уже открыто заявляли, что устали слушаться чужого короля, не верят ему и собираются возвращаться домой! Герцог Бургундский уже уехал (отчасти и слава Богу, от него было больше хлопот, чем пользы!), подумывает об отъезде и Филипп-Август, да еще и всех франков может увести. Почему? Да только потому, что считает, сколько денег вложил в поход, и недоумевает, отчего же его, так сильно потратившегося во имя Господа, воины и рыцари не обожают и не славословят хотя бы наравне с Ричардом? Хотя бы наравне… Господи! Да кто же мешает ему тоже стать героем?! Или что мешает? А, может быть, все сложнее? Может быть, он, Ричард, сам во всем виноват? Конечно, нужно искать причину в себе. Наверное, он просто не умеет быть с ними добрее, терпимее. Наверное, он и вправду плохой христианин! И если сейчас он заключит мир с султаном, многие вообще назовут его изменником. А то и безбожником. Хотя не называют же так Конрада, маркиза Тирского, того самого бесстрашного Конрада Монферратского, которому до того опостылело подчиняться Ричарду, что он недавно пытался заключить союз с братом султана Малик-Адилом. Об этом узнали, Филипп-Август был взбешен и кричал, что добьется отлучения Конрада от церкви, а тот лишь объяснил, что лучше уж союзничать с мусульманами, чем доверять англичанину. И шум понемногу утих. Словно не произошло ничего из ряда вон выходящего!

Значит, или заключение мира, или поражение. И очень скоро это должны понять многие. Но тогда будет поздно. Трон Саладина вот-вот рухнет, а его преемники могут оказаться вовсе не такими хитрыми и осторожными. Они погубят себя, но разобщенная и утратившая повиновение армия крестоносцев тоже погибнет!

Хорошим предлогом для встречи с султаном и обсуждения возможного договора стало, как это ни странно, пленение Эдгара Лионского и обсуждение (пока что через послов) его выкупа. Узнав, что рыцарь жив, Ричард немного успокоился и уже не спешил, желая дать Саладину несколько дней на размышления. И это было единственное, в чем Элеонора не соглашалась с сыном. Она тревожилась и требовала, чтобы молодой француз был вызволен как можно скорее.