Грехи отцов наших

— Чего нельзя сказать о нем.

— Да, чего нельзя сказать о нем. — Она снова вскинула на меня глаза. — И знаете что? Я могу поклясться, что он был гомиком.

Глава четвертая

Пообедав в итальянском ресторанчике на Гринвич-авеню, я заглянул в два-три бара, пропустил энное количество стаканчиков, а потом поймал такси и отправился в заведение Джонни Джойса. Там по совету Келера обратился к бармену, и он кивнул в сторону дальней кабинки, где обосновался Льюис Пэнкау.

Собственно говоря, я нашел бы его и без посторонней помощи. Парень был высок, мускулист, светловолос, с открытым, свежевыбритым лицом. Увидев меня, он поднялся из-за стола и улыбнулся. На нем был серый костюм в узкую полоску, купленный явно не в самом дорогом магазине, светло-голубая рубашка и полосатый галстук. Мы представились друг другу, и он протянул мне руку, которую я охотно пожал. Усевшись за столик напротив него, я заказал подошедшему официанту двойной бурбон. Перед Пэнкау стояла наполовину выпитая кружка пива.

— Лейтенант сказал, что вы хотите со мной поговорить, — после недолгой паузы проговорил Пэнкау. — Я так понимаю, вас интересует убийство Хэннифорд?

Я кивнул.

— Вам удалось взять преступника. Что и говорить, здорово сработано.

— Ну что вы! Просто повезло: вовремя оказался в нужном месте.

— Ну-ну, не скромничайте! Это дело украсит ваш послужной список.

Льюис покраснел, а я подлил масла в огонь:

— Не сомневаюсь, что и благодарность получите.

Румянец на гладких щеках вспыхнул еще ярче. Интересно, сколько ему лет? На первый взгляд двадцать или двадцать один, не больше. Вспомнив о составленном им рапорте, я решил, что через годик он, пожалуй, станет детективом третьего класса.

— Я ознакомился с вашим отчетом. Грамотно написан, но у вас явно не хватило места для кое-каких деталей. Вот об этом и поговорим в первую очередь. Когда вы появились на месте происшествия, то обнаружили Вэндерпола в двух шагах от дома, где было совершено убийство. Как конкретно он себя вел? Бегал вокруг, стоял на месте?

— Вообще-то на одном месте, но весь как-то вертелся, дергался. Как будто ему нужно было немедленно выпустить пар. Знаете, бывает, выпьешь чересчур много кофе, и начинают трястись руки-ноги. Так вот, этого типа так и трясло!

— Вы указали, что его одежда была в беспорядке. В чем это выражалось?

— Рубашка вылезла из штанов, ширинка была расстегнута, и все хозяйство болталось снаружи.

— Вы имеете в виду половой член?

— Да.

— Он намеренно демонстрировал прохожим этот орган?

— Я бы так не сказал, но он вываливался из ширинки. Не мог же он этого не заметить, правда?

— Он трогал себя, делал непристойные жесты, вилял бедрами?

— Нет.

— У него была эрекция?

— Я не обратил внимания.

— Но вы же видели его член. Так в каком он был состоянии?

От смущения Пэнкау побагровел, как сконфуженная барышня.

— Эрекции у него не было.

Официант принес мой бурбон. Я взял бокал, посмотрел его на свет и сказал:

— В рапорте вы написали, что он употреблял нецензурные выражения.

— Да, он все время кричал. Собственно, я издалека услыхал его вопли, а уж потом увидел его самого.

— Что же он кричал?

— По-моему, легко догадаться.

Застенчивый юноша, отметил я про себя, редкость по нашим временам, но мне от этого не легче. Стараясь не раздражаться, я попросил:

— Повторите его слова, Льюис.

— Мне неприятно произносить их вслух.

— Прошу вас, пересильте себя. Поверьте, это не простое любопытство, мне так же не хочется копаться в этом, как и вам.

Минуты три я распинался о том, что его показания могут сыграть определенную роль в расследовании, и тогда он перегнулся через стол и едва слышно прошептал:

— Трахальщик.

— Так и кричал — «трахальщик»?

— Не совсем.

— Послушайте, мне необходимо точно знать, что он выкрикивал там, на улице.

Последовал тяжелый вздох.

— Хорошо, я понял. Он все время орал: «Я трахнул свою мать, я трахнул свою мать!» Прямо как заведенный.

— Итак, он утверждал, что оттрахал свою мать. Я правильно вас понял?

— Да, это было его выражение, слово в слово.

— И что вы подумали?

— Что парень свихнулся.

— Вы сразу заподозрили, что он совершил убийство?

— Нет, сначала я подумал, что он сам пострадал, ведь он был весь в крови.

— У него были окровавленные руки?

— Да нет же, он весь был в крови — рубашка, руки, штаны, даже лицо. Понимаете? Абсолютно весь, с ног до головы. Вот я и решил, что он получил серьезные ранения, но потом увидел, что никаких ран у него нет, и понял, что кровь пролил другой человек.

— Почему вы так решили?

— Не знаю, решил — и все. Он был цел и невредим, значит, кровь не его, это же ясно.

Льюис поднес кружку к губам и одним глотком допил пиво. Я кивнул официанту и заказал еще одну кружку для Пэнкау и чашку кофе для себя. В ожидании заказа мы сидели молча, уставившись в стол. Наконец появился официант и расставил перед нами напитки. Пэнкау было явно не по себе: перед ним сейчас вновь разворачивалась картина, которую он, по всей видимости, уже несколько дней старался забыть.

— Итак, Льюис, продолжим. Вы поднялись в квартиру, потому что ожидали обнаружить там труп?

— Да, что-то в этом роде.