Греко-персидские войны

В этот момент коринфский стратег Адимант не выдержал и устроил очередной скандал: «Он велел молчать человеку без родины и не позволял Еврибиаду давать голос человеку, лишенному города: когда Фемистокл покажет свой город, тогда только разрешал он подавать ему голос вместе с другими» (Herod. VIII, 61). Афинянин с ненавистью посмотрел на своего врага и сказал все, что думает о коринфянах и об Адиманте в частности. В выражениях не стеснялся. А напоследок многозначительно добавил, что если флот союзников не вступит с персами в битву у Саламина, то афинские триеры заберут с Саламина всех беженцев и уплывут в Южную Италию. Там находится город Сирис, построенный афинянами, где беглецы найдут убежище. И, чтобы монолог прозвучал убедительней, Фемистокл закончил его на угрожающей ноте: «

Вы вспомните мои слова, когда лишитесь таких союзников» (Herod. VIII, 62).

Теперь не на шутку перепугался Эврибиад. Он понимал, что если афиняне уйдут, то объединенный эллинский флот сократится практически наполовину. После этого разбегутся и остальные союзники, поскольку испугаются вступать в бой с армадой Ксеркса без афинских моряков и воинов. Морская битва за Истм будет проиграна, даже не начавшись. Быстро взвесив все «за» и «против», командующий объявил о том, что греческий флот останется у Саламина и вступит в битву с персами. Стратеги, недовольно ворча, разошлись.

На рассвете случилось небольшое землетрясение, спровоцировавшее небольшие волны, однако сильной паники среди эллинов оно не вызвало. Подготовка к битве шла полным ходом.

* * *

Если бы Ксеркс после взятия Афин решил, что раз он свою миссию выполнил, то и делать ему в Элладе больше нечего, так было бы для него значительно лучше. Города Пелопоннеса ему землю и воду не давали, и, в отличие от афинян, у царя к ним не было претензий. Если же ему так хотелось подчинить Пелопоннес, то для этого Ксеркс мог назначить полководца и доверить ему ведение дальнейшей войны. А сам возвратился бы в Азию в блеске славы, окруженный ореолом непобедимого завоевателя. И ничего необычного в таком поступке не было, не раз и не два после крупных успехов на войне Ахемениды доверяли доводить дело до окончательной победы свои военачальникам. Но у Ксеркса началось головокружение от успехов, он возомнил себя всемогущим и непобедимым. Конечно, основания для этого у царя были, но тем не менее…

Когда в Фалеронскую бухту прибыл персидский флот, Ксеркс лично прибыл на берег и устроил совещание с командирами. Вопрос на повестке дня стоял один – давать или не давать морскую битву эллинам. Мардоний обходил всех присутствующих в шатре и спрашивал их мнение относительно сражения. Все высказались за битву, кроме царицы Галикарнаса Артемисии. Причем свое мнение она обосновала настолько грамотно, что Ксеркс едва с ним не согласился. Суть же речей царицы свелась к тому, что главная цель похода – захват Афин – достигнута и царю нет никакой необходимости в дальнейшем подвергать свою жизнь опасности, лично командуя войсками. Если же он хочет продолжать боевые действия, то с морским сражением ему не надо спешить. На Саламине нет больших запасов продовольствия, способных в течение длительного времени удовлетворять нужды флота, и поэтому греки будут вынуждены покинуть этот район. Или пусть сухопутная армия выдвинется на Истм и начнет штурм укреплений, в этом случае все пелопоннесские корабли уйдут к перешейку.

По большому счету, второй вариант, связанный с затягиванием войны, подходил меньше всего, поскольку Ксерксу необходимо было решать вопросы снабжения своей огромной армии. Мало того, был конец сентября, приближалось время осенних штормов, и продолжать активные действия на море было смертельно опасно. Третий вариант был гораздо выгоднее, поскольку в случае атаки персидской армии на Истм пелопоннесские корабли покидали афинян, эгинцев и мегарцев. В этом случае персы получали уникальный шанс бить противника по частям. Что же касается первого предложения, то оно было самым оптимальным.

Артемисия грамотно обрисовала стратегическую ситуацию, но удивляет другое. Дело в том, что персидские военачальники совершенно не обратили внимания на тактические нюансы предстоящей битвы. По большому счету, здесь решающее слово принадлежало Ахемену, поскольку именно он был командующим флотом. Но Ахемен промолчал. Хотя кому, как не ему, было знать о том, насколько опасно давать битву в узком проливе между островом и материком. У командующего был за плечами опыт битвы при Артемисии, причем опыт весьма печальный. Так почему же Ахемен ничего не возразил против опасного решения дать битву у Саламина?