— Наш мир весьма прямолинеен. Ты так не думаешь? Как бы тот не менялся, но реальность остаётся та же. Не знаю, по какой причине ты меня так ненавидишь, но… Могу предположить, что мы встречались раньше. Только вот… Я бы обязательно тебя запомнила. — вещала Эллен спокойным голосом. — Ты скрываешь какую-то большую тайну, я чувствую. И потому я хочу узнать тебя сильнее. Ещё сильнее, чем прежде.
Этот монстр находился на своей волне. Мститель харкнул кровью. Реформатор собирался атаковать это чудовище, собрав множество воителей, только вот… Хватило бы ему? Ослабляющая печать совершенно не помогала, скорее, давала ложную надежду на то, что удастся хоть что-нибудь.
— Какая глупость… Какая чушь… — прохрипел человек. — Мне неинтересны твои слова… Кгх… Совершенно. Мне плевать на них. Плевать, как никому в этом мире. — его взгляд уставился на соперницу.
— Я верю. Правда верю. — она медленно приближалась. — Но есть ли мне дело до твоего мнения? Я в любом случае буду говорить то, что хочу и когда захочу. И сейчас… — её палец указал ему на грудь. — Вижу, как оно дрожит. Дрожит не от страха перед превосходящим врагом, а в попытке выйти за собственные пределы. Именно так и должно быть. Люди привыкли сдаваться на половине пути, падать перед триумфом.
Воин припал на одно колено. В нём оставалось всё меньше сил. Усталость накапливалась, а в башке творился какой-то бардак. Если в таком состоянии остаться здесь, его легко подчинят резонансом. Этого нельзя допустить.
— Всё-таки между людьми и Катастрофами есть одно разительное отличие. — Эллен уже оказалась перед ним. — Когда падали вы, Катастрофы не сдавались и шли дальше. И что в итоге? Это возвысило каждого из нас.
— Угх… Вы просто оказались… Более эгоистичными, чем все остальные… не называй это успехом… Вы отдали всё, став чудовищами. В вас погиб человек именно в тот самый момент. — его яростный взгляд уставился на Катастрофу.
Именно. Дело не в том, кто сдался, а кто поднялся. Эти монстры отдали самих себя ради восхождения на вершину. Они отбросили все чувства, все связи, прошлое, отказались от человечности в обмен на такое могущество. Самые эгоистичные из эгоистичных созданий, которых только можно представить.
— Как философски. Ты говоришь о том, что оставаться человеком хорошо? В смысле, будь я другой расой, то подверглась бы этому человеческому мерилу?
— Что?..
— Почему ты говоришь так, словно человечность нечто хорошее? Если же истребить человечество, что же с этой человечностью станется? — её улыбка как будто расширялась. Мужчина чувствовал, будто под корку его сознания что-то проникает, медленно ползёт, пытается попасть в самые глубины разума. — Эти понятия придумали люди, чтобы держать в узде других людей. Чтобы укрыться от хаоса. И ты не забыл? Мне нет дела до человечности, ведь я уже давно не человек.
Всё бы здесь и закончилось, но Мститель размахнулся кулаком изо всех сил. Нет желания слушать эту сумасшедшую, ведь всё больше хотелось поверить в её слова, а это крайне плохо. Если пошатнётся решимость, то уже ничего не удастся сделать.
И его бы кулак поразил цель, не упади кисть в воду. Алое пространство поддалось трещинам и распалось. У него не хватало сил даже для поддержания своей способности. Живот свело судорогами, голова вовсе затрещала пуще прежнего.
Обстановка настолько отчаянная, что человек аж разразился смехом. Истерическим смехом. У него снова не получилось. Даже не смог оставить маленькое ранение. Реформатор был обречён на провал. Приведи он сюда пару тысяч солдат, никто бы не ушёл отсюда живым. Глупость и только.
Эллен рядом с ним молчала. Её этакая непричастность раздражала, искренне раздражала Мстителя. Она всегда держится особняком от всего остального мира. Будь ты её мужем, больше необходимого ты не сможешь узнать. Какой-то там секс? Это лишь физическая близость, удовлетворение собственных желаний. Для неё всё это не имеет значения, это способы развлечения, проведения досуга в перерывах.
Этого монстра никогда не получалось задеть, хоть как-то поколебать её Эго. Ни слова, ни физически… Ничто не сработало. Она будто идеальна, совершенна во всём.
И именно всё это вызывало несдерживаемый смех. Смех от полного осознания того, какого врага он себя избрал.
Неудивительно, что изначальная личность распалась на несколько псевдоличностей. Выдерживать такое давление? А кому оно под силу? Нести бремя всего мира на своих плечах, видеть одни и те же исходы в тщетных попытках что-либо изменить. В конце всё равно все погибают, а мир разрушается.
И сколько бы тот не становился сильнее, без толку… Между ними зияла всё та же пропасть, что и раньше. Просто теперь он ощущает её чётче, чем ранее.
«Наш дорогой Мститель сдулся быстрее, чем Реформатор? Удивительная ирония. Не так ли?» — как будто бы у его ухо раздался чужой, насмешливый и горделивый голос. Но то лишь иллюзия, настоящее положение дел в том, что вылезла другая личность, без ведома других.
«Зачем ты вылез? Желаешь нашей коррозии? Высокомерный идиот!»