Грешница

Я не могла говорить на эту тему. Целыми днями я находилась в подавленном состоянии. А уж по ночам! Несколько дней подряд отец приходил домой очень поздно. Я в это время уже лежала в постели, не в силах уснуть. Иногда я думала, что, возможно, следует сказать ему что-нибудь хорошее. Что я все еще его люблю. Я уже лгала ему, так что еще один раз вряд ли что-либо изменил бы.

Но когда я слышала шаги отца на лестнице, когда он нажимал на дверную ручку, у меня в животе холодело и он становился похожим на камень, из-за чего мне было тяжело дышать. Я не могла произнести ни слова. Делала вид, что сплю, а сама, затаившись, ждала, что будет дальше. Подойдет ли отец ко мне или отправится в ванную.

Мне хотелось, чтобы все было как прежде, чтобы он был просто моим отцом. Внезапно он перестал им быть, превратившись в противного старика, который сам себя удовлетворяет. Мальчишки в школе говорили, что при этом нужно думать о голых бабах. О чем думал отец, я поняла три недели спустя.

Было воскресенье, и мы сидели за столом, когда вдруг он сказал маме:

– Я перенесу свою постель в твою комнату. Ситуация изменилась.

Конечно же, мать не соглашалась. И тогда он заорал на нее:

– Да чего ты возмущаешься? Столько лет прошло! Не думаешь же ты, что меня может возбудить твой сморщенный зад? Не переживай, я предпочитаю сочную плоть. И не хочу, чтобы она каждую ночь была у меня под рукой. Я не желаю быть тем, кто принесет в жертву второго агнца. Если так будет продолжаться и дальше, я за себя не ручаюсь. И не смей говорить мне о Магдалине. Если с ней что-то случится, ты ничего не сможешь сделать, даже если будешь спать рядом.

В тот вечер ему еще раз пришлось переночевать в одной комнате со мной. Мама с Магдалиной легли чуть раньше, чем обычно, и закрылись изнутри. На следующий день отец отнял у мамы ключ и перенес к ней в комнату свое постельное белье.

Магдалина переселилась ко мне. Несколько недель в доме пахло грозой. Затем до мамы наконец дошло, что ее целомудрие в безопасности, а я хорошо справляюсь с новыми обязанностями. Впрочем, поначалу мне было страшно. Я не привыкла к ее странному дыханию. Магдалина смеялась надо мной.

– Я всегда так дышу, просто днем ты не обращала на это внимания.

Через несколько недель я пришла к выводу, что так гораздо лучше. Магдалина тоже наслаждалась переменами. Обычно после ужина я отводила ее наверх. Сестре больше нравилось, когда ей помогала я, а не мама. Нести ее я не могла, да и маме это давно было не под силу. Но если идти очень медленно и крепко поддерживать ее за талию, Магдалина справлялась с лестницей, хоть и делала передышку после каждой ступеньки.

Я поддерживала ее также, когда она чистила зубы. Это она любила делать самостоятельно. Потом мне нужно было ее помыть. Купаться в ванной Магдалине было нельзя. Раньше мама сажала ее туда, а потом вынимала. Когда Магдалина подросла, отец купил стул с большим отверстием посредине и миской внизу. Это было удобно – достаточно было потом помыть ванную.

Поначалу я была довольно неловкой, терла Магдалину губкой почти так же сильно, как и себя. Но, в отличие от меня, у нее была очень чувствительная кожа, из-за того, что она много лежала, и шершавая губка причиняла ей боль.

– Лучше намыль меня руками, – просила Магдалина. – А потом смой мыло губкой и промокни полотенцем. Мама до этого так и не додумалась. А может быть, она полагала, что если будет царапать меня во время мытья, то я хотя бы таким образом внесу свой вклад в общее подвижничество?

После купания тело Магдалины нужно было намазать кремом. Затем – надеть на нее ночную сорочку и уложить в постель. Если в кухне делать было нечего, я оставалась с сестрой. Перед тем как уснуть, мы разговаривали.

В постели, за закрытой дверью, я вела себя иначе. Магдалина была единственным человеком, с которым я могла говорить обо всем, кроме воровства. Например, об отвращении к отцу и себе самой. И о том, что я не хочу встречаться с парнями.

Несмотря на то что сестра была на год младше меня, относилась она к этому совершенно иначе.

– Подожди, – говорила она. – Вот сбросишь еще пару фунтов, и отвращение пройдет само собой. И еще: не нужно сравнивать. Мне старики тоже внушают отвращение. Почему, как ты думаешь, я не позволяю отцу ко мне прикасаться? Не хватало еще, чтобы он со мной возился. Он согласился бы сажать меня в ванную и вынимать оттуда, если бы ты его об этом попросила. Но тут уж я скажу: увольте. А с парнями все иначе. Очень многое зависит от того, как они выглядят и какие у них руки. Взять хотя бы врачей. Больше всего мне нравятся студенты. Их часто заставляют со мной возиться. Для них я – объект демонстрации, феномен с неоперабельной аневризмой аорты, который, несмотря на неутешительные прогнозы, живет уже столько лет. Кто знает, возможно, эта штука у меня в животе давно взяла на себя функцию насоса.

Магдалина негромко рассмеялась.

– Стоят мальчишки и не знают, как поднести стетоскоп. К сожалению, больше беднягам делать практически ничего не разрешают, только слушать, как шипит мой дырявый воздушный шарик.