Грешница в шампанском

Нет, дорогуша. Нет! Ему бы вот мать на дорогостоящий престижный курорт отправить. Квартиру себе купить. Машина тоже нужна. Купит. Оставшиеся деньги в дело вложить.

А эта сучка корыстная пускай и не надеется. Больше, чем на выпивку и закуску, с него она не поимеет.

Павлушка дошел до подъезда, с сожалением посмотрел на часы. Времени еще двух часов дня не набежало, до завтрашнего утра как до Пекина ползком, а ему уже и делать нечего. Домой идти и глаза таращить на зеркальные блики на потолке? Фу, неохота. В телик глаза лупить он никогда не любил. Дисков новых не было. Комп уже полгода в ремонте, все недосуг было забрать. В гости затесаться было не к кому. Ленка прокатила, та тоже на мели, как и он.

Вот не нужно было в благородство играть. Давала мать сотку баксов, и брал бы. А то хвост распушил, порядочность с языка брызжет: ах, не надо, ах, не надо. Чем вот теперь себя занять? В бар, что ли, пойти, может, вчерашние пацаны там снова зажигают?

Можно было попробовать, могло повезти, как и вчера.

И взяв резкий разворот от подъездных дверей, Павлушка трусцой двинулся к подвальчику на Крушининой.

Сегодня все прямо с самого утра сговорились его облагодетельствовать, честное слово! Господу, наверное, надоело наблюдать его мытарства, он и взялся посылать ему мецената за меценатом. То мать вызвалась сначала, теперь вот ребята знакомые решили его напоить и накормить за свой счет.

Они кутили часов с двенадцати дня, заставив два сдвинутых стола выпивкой и закуской. Халяву, как всякий русский, Павлушка боготворил. Он даже сытым сел бы за накрытый стол, если ему платить при этом не пришлось бы.

Посыпались тосты один за другим, он ведь сегодня был в ударе. Толпа одобряюще улюлюкала. Хлопала его по плечам и просила все новых и новых приколов. Он и старался до хрипоты.

Пустые бутылки относили, ставили полные. Горы мяса на огромных глиняных блюдах исчезали как по волшебству. Следом несли раков, потом снова мясо, затем плов. И так до бесконечности.

Потом кто-то предложил забить косячка, и охрана резко всполошилась. Начала напористо намекать, что ребятам уже хватит.

Пацаны начали спорить с охраной. Кто-то даже схватил бутылку со стола и жахнул ею о бетонный пол, ощерив в сторону охранника зубчатый острый край. Кто-то принялся хлопать себя по карманам в поисках кастетов. Кто-то по телефону вызывал подмогу, решив, что одним им с пятью вооруженными охранниками не справиться. Ситуация стала накаляться, и только Павлушка не принимал участия в общем гвалте.

Почему?

Да потому что он его не касался вовсе. Он прекрасно убил время. Часы над барной стойкой к этому моменту уже показывали начало одиннадцатого вечера. Он сыт и пьян. Ему весело и вольготно. И он сейчас встанет и пойдет домой. Он не хочет принимать участия в пьяных склоках. У него совершенно другие планы, до которых и осталось-то чуть меньше половины суток. А эти глупые разборки не для него. Еще, чего доброго, нос сломают или ребро. Этого допускать было нельзя, он своей внешностью дорожил. Она у него дорогого стоила при хорошей оправе.

Ничего, оправа скоро будет.

Незаметно так, незаметно, вдоль стеночки, стилизованной под булыжник, он пробрался к выходу и начал подниматься по ступенькам. К этому времени за столиком, откуда он сбежал так благополучно, уже звенели цепями и разбитой посудой.

Плевать!

Пускай полосуются. Ему не до них.

Из-под оцинкованного козырька с красивой вывеской он выходил очень осторожно. Шапки не взял из дома, а снег валил стеной, зима все же.

Всю дорогу до дома он почти бежал, отчего-то почувствовав себя очень неуютно. То ли снег на волосах начал подтаивать и сбегать ручейками за воротник куртки, холодя неприятно кожу. То ли хмель рассеивался, и, трезвея, он отчетливо вдруг услышал настойчивый скрип шагов за спиной, который заставлял его нервничать. Но как-то противно моментально сделалось на душе, и он еще быстрее побежал! И тот, кто за его спиной поскрипывал снегом, почему-то тоже побежал. Может, его тоже мысли неприятные терзали, заставляя спешить? Может быть…