Грешница в шампанском

– Пустите, мне больно! – попыталась Надежда выдернуть у него локоток, но безуспешно. – Мне закричать?!

– Да, да, кричи, и погромче! А особенно громко про то, что ты отравила мою жену! Одна или на пару с сестренкой своей замороченной…

– Вот как? – не выдержала Надежда, скользнув по нему насмешливыми глазами. – Она стала замороченной? С каких это пор? Уж не с новогодней ли ночи, когда вы ее, господин Кагоров, трахали под лестницей? Не с того ли момента?

– А вот это не твое дело, сучка!

Он давно уже понял, что в общении с ней будет не до церемоний. Что нужно гнуть, ломать, переть напролом, иначе он так и уйдет без капли информации.

– Не мое, – на удивление быстро согласилась Надежда и сделала еще одну попытку вырваться. – Так я могу теперь идти?

– Конечно! – оскалился Кагоров сатанинской улыбкой. – Но чуть позже. Сначала ты ответишь мне на несколько вопросов, а потом вали на все четыре стороны. Пускай тобой менты занимаются. Иди к машине, быстро! Не на руках же тебя туда тащить на глазах у всего двора. А то я могу!

– Не надо. Я сама, – быстро закивала Надежда, разворачиваясь к Кагорову. – Только прошу вас, не надо никакого шума. Идемте…

В салоне машины она сразу отодвинулась от него к самой двери, загородившись пакетами со своими покупками. Будто он и правда мог причинить ей вред. Это им-то с муженьком? После всего, что они накуролесили? И это после того, как в корне изменили его жизнь?

– Узнаешь? – Кагоров достал фотографию и швырнул ее ей на коленки.

На цветном глянцевом снимке его жена Лилия летним днем сидела на скамейке в сквере, закинув ногу на ногу. Она очень гневалась, это было видно по ее сведенным бровям и нервным губам. И гнев ее был направлен на женщину, которая сидела рядом с ней. Понять было не сложно, потому что женщину эту она одной рукой крепко держала за плечо. Нежное, оголенное сарафаном плечо Надежды. Чуть вдалеке, возле палатки с мороженым, маячил и муж Надежды – Сергей. Он не смотрел в сторону женщин, что было и понятно. По уши виноват, чего влезать в женские разборки, не так ли?…

– Узнаю, – очень тихо ответила Надежда, едва взглянув на снимок, и тут же стряхнула его с коленок, Кагорову пришлось нагибаться и доставать его. – И что с того?

– А ничего! Это ведь ты отравила ее, не так ли?!

– Я? Почему я?

Она посмотрела на него с затравленной усталостью, будто молила не теребить этого страшного для нее воспоминания. Сочувствия, ясное дело, не дождалась. Помолчала, потом спросила с тяжелым вздохом:

– Ну почему сразу я-то?

– Но как же! – Кагоров продолжал ухмыляться. – А кому еще она так навредить успела, как не тебе? Ты же ее ненавидела!

– Ненавидела, – вдруг быстро согласилась она, не дав ему закончить свою мысль. – Ее ведь трудно было любить, не так ли?

Теперь он не знал, что сказать. Повисла пауза.

Надежда пошуршала пакетами, поставила их на пол, поправила шубку на коленях и снова спросила:

– Вы ведь тоже не любили ее? Правильнее, вы тоже ненавидели ее? За ее холодность, надменность, за то, что ее невозможно было понять… Она ведь ускользала всегда. Ускользала, будто боялась, что если ее поймут, то сразу все пропало. Вся жизнь под откос, если она кому-то откроет свою душу!

– Не скажи, дорогая, – вспыхнул тут же Кагоров. – Нашелся-таки один прекрасный человек, которого она полюбила всем сердцем и которому открыла всю себя! Разве не так? Она способна была любить, оказывается! Способна! Ты-то это узнала много раньше, а я вот – идиот, только теперь! Что скажешь?

Она ежилась минут пять, не решаясь ответить. Потирала руки в перчатках, будто стояла на морозе трескучем, а не в жарко натопленном салоне автомобиля сидела. Прятала подбородок в воротник шубы, надвигала поглубже шапочку. И все молчала и молчала. Кагоров не выдержал первым:

– Что скажешь, Надя? Ты ведь знала о ее любви?

Она неопределенно дернула плечами, пробормотав едва слышно:

– Что вы хотите этим сказать, Дмитрий? Я вас не понимаю.

Опять двадцать пять!

– Я хочу сказать, что у моей жены был роман с твоим мужем! – рявкнул он, начав лупить по баранке руля. – Они… Уж не знаю его чувств к ней, но она-то любила его, и еще как! Все ее подруги в модельном агентстве осведомлены о ее великом чувстве! Все, кроме меня!.. Так вот, ты узнала и решила от соперницы избавиться. Разве я не прав? Отвечай! Это ведь ты отравила ее?!

– Оставьте меня в покое, – очень медленно выговаривая каждое слово, произнесла она, едва открывая рот. – Я не убивала вашей жены, клянусь вам. Обо всем остальном… Я не желаю с вами разговаривать. Все! Я ушла…

И ушла ведь, оставив Кагорова с носом. Просидев остолбеневшим идиотом, которого оставила с носом какая-то вертихвостка, Кагоров решил вернуться к Саше и обсудить с ней все. Баба умная, дельная, авось сообща они с ней что-нибудь да придумают. Только-только заглушил машину, как в кармане завопил мобильный.

Номер был незнакомым, отвечать не хотелось, и все же он, помедлив, ответил:

– Да!

– Митек, привет, – раздался в трубке женский голос, показавшийся знакомым.